Трое опытных пилотов и двое пацанов…
– Шелган, слушай приказ. Остаешься тут, лично контролируешь перезарядку тридцати машин. Соотношение подберешь в точности по составу серв-батальона. Остальные машины с холостым боезапасом уходят с нами. Я вывожу подразделение из кольца. Южный коридор пока свободен.
– Кто прикрывает отступление?
– Сводная группа. Старший - лейтенант Макаров. Дитрих, перезарядишь трофейную технику и примешь командование группой прикрытия.
– Приказ?
– Отступать. Координаты точки встречи тебе передаст Алан.
– Сделаю. Буду вводить машины в бой по мере перезарядки. Мы догоним вас, не сомневайся.
– Я не сомневаюсь, Дитрих. У меня сейчас нет иного выбора. Нет времени даже на смену группы прикрытия.
– Я понял тебя командир. Уводи батальон.
Дитрих прекрасно видел показания на суммирующем экране тактической системы. От линии горизонта катилась лавина сервомеханизмов, - полторы тысяч боевых единиц практически неизвестной модификации. Их нужно не просто удержать на подступах к базе РТВ, а сделать все так, чтобы ни у кого не возникло сомнений, что оборону держит высадившийся серв-батальон. Понять логику Шмелева не составляло труда: противник не имеет понятия, что в рубках высадившихся машин живые пилоты. Уничтожив "Одиночек" они будут считать, что расправились с серв-батальоном.
А дальше посмотрим. - Мысленно сказал себе Шелган. - Был бы флот на орбитах, иное дело, а так командир прав. Иначе батальон не спасти. Вырвемся из кольца тогда и станем думать, почему нас тут бросили, и как теперь выбираться, благо "Нибелунги" целы и надежно замаскированы.
Он искренне надеялся, что ему представиться возможность встретиться с адмиралом Купановым где-нибудь с глазу на глаз, в узких коридорах крейсера "Апостол".
Думать о смерти перед боем - последнее дело.
Дитрих всегда оставлял для себя какую-нибудь важную жизненную цель, которой нужно обязательно достичь. Срабатывало безотказно и не единожды.
Жить будем…
Он вызвал Макарова, выводя из подземных ангаров четыре десятка серв-машин, уходивших вместе с батальоном.
Технические дройды уже занялись делом, сопровождая первое боевое звено к ближайшему посадочному модулю для перезарядки, и капитан Шелган был краток:
– Тебе продержаться пятнадцать минут лейтенант. После истечения срока - отходи. Время пошло. Через четверть часа "Одиночки" начнут вступать в бой.
– Понял тебя.
* * *
Состояние у Шмелева было паскудное.
Боевая метаболическая система коррекции уже дважды вводила в кровь препараты, и организм снова начинал работать как часы - сердце билось ровно, нервный тик, куснувший было щеку и глаз, прошел, как его и не было.
Арифметика войны… Как ненавидел ее Александр, но что ему нужно сделать сейчас, когда батальон уже на планете? Остаться самому? Или исполнить приказ, не понимая его смысла? Да, вышестоящее командование не обязано разъяснять ему все нюансы операции, но элементарно ввести в курс дела могли? Держи периметр до подхода сил флота… Только сейчас Шмелев понял насколько размыта данная формулировка. Чувства, приходящие в такие минуты, невозможно выразить простыми словами. Погубить батальон, выполняя заранее невыполнимый приказ?
От разрастающейся внутри горечи хотелось взвыть, по-звериному, жутко, надрывно, но он молчал.
Стиснув зубы, вел "Фалангера" прочь от базы РТВ, где оставил на верную гибель пятерых ребят, чтобы спасти остальных.
А спасешь ли? Планета она круглая, материк не бесконечный, лесов тут мало, все больше равнины да военные базы, одна надежда на фантом-генераторы.
Зачем же понадобилось губить людей, когда с миссией захвата и удержания периметра базы РТВ справились бы и машины?
И вдруг его осенила простая, но до рези в груди логичная догадка: адмирал либо знал, либо предполагал, что серв-машины на базе РТВ окажутся небоеспособны. Холостые боеприпасы, или их полное отсутствие, неадекватность модулей "Одиночка", над которыми тут ставили эксперименты, - можно привести еще десяток причин, по которым сервомеханизмы не справились бы с поставленной задачей.
Он послал нас сюда, зная: прежде чем умереть мы будем драться - жестоко и умело, доведя противника до той степени крайности, когда принимаются радикальные решения. Он получит раздавленную, перепаханную бомбардировками планету, вражеские полигоны и лаборатории, смешанные с землей, и доложит наверх: обошелся силами одного серв-батальона, не уточняя, что в рубках машин находились люди.
Злое отчаянье захлестнуло и снова начало отпускать, - очередной укол инъектора возвращал ясность мышления, не позволяя комбату предаваться осмыслению своих чувств.
Он не знал всей правды о замыслах командующего флотом. Шмелев не мог в своих выводах докопаться до истины, потому что не умел мыслить цинично, абстрагируясь от горстки солдатиков, брошенных в горнило боев. Они обязаны выполнить задачу или погибнуть. Вернее выполнить и погибнуть.
А что ты надеешься предпринять, комбат? - Мысленно спросил себя Шмелев.
Выполнить, но не погибнуть? Или вообще ослушаться приказа? Дальше фронта ведь не пошлют?
А как же воинский долг?
Война. Жестокая, вытравливающая душу…
Она предлагала лишь один выбор - драться так, чтобы выполнить задачу и выжить, не самому лично, а им, людям, чьи жизни он уже начал разменивать.
Путанные сбивчивые мысли, непривычные, разорванные постоянным вмешательством проклятой системы боевой метаболической коррекции…
Развернуть бы сейчас "Фалангера" и обратно, туда, где вот-вот взъярится бой…
Нельзя. Ты отвечаешь за батальон. Арифметика войны, мать ее…
* * *
Северная окраина базы РТВ.
Группа прикрытия.
7 часов 44 минуты…
– Саймон!…
Грин услышал взволнованный голос Верхолина, и покосился на секцию установки связи. Работал индивидуальный канал, их разговор, сейчас не слышал никто.
– Ты чего Антон?
– На суммирующий экран посмотри.
– Да, что случилось?
– Тебе видны маркеры остальных машин?
– Конечно.
– Следи за их подвижкой.
Саймон несколько секунд осмысливал картину перемещений серв-машин.
– Батальон уходит. - Не выдержав, произнес Верхолин.
– А мы? - Невольно вырвалось у Саймона.
– Что мы? Стоим на позиции, как видишь.
…
На канале лазерной связи, одновременно с диалогом Верхолина с Грином, шел и другой разговор.