Гурьев улыбнулся. На самом деле он страшно обрадовался. Просто обезумел от радости. Потому что Рэйчел ожила и занялась делом. Ну да, ну да. Вот ты какая, подумал, любуясь ею, Гурьев. Вот как у тебя, оказывается, всё получается. Ты просто выкладываешься по-настоящему, дорогая. И меня это радует.
— И где это видано в наше время – ходить с тростью? — продолжила Рэйчел. — Мода на подобные сувениры закончилась лет двадцать назад.
— Я ужасно старомодный тип, Рэйчел.
— Может быть, у вас там спрятана шпага? — Рэйчел сделала страшные глаза.
— Как вы догадались? — притворно испугался Гурьев. — Целых две!
Кажется, он притворился на этот раз на редкость неудачно. Рэйчел прикоснулась пальцами к губам, и в её взгляде плеснулась тревога:
— Нет, в самом деле?!
— Это действительно всего-навсего сувенир, — к Гурьеву окончательно вернулось самообладание, по крайней мере внешне, — и потому эта маленькая ложь прозвучала вполне невинно и правдоподобно. — Не стоит беспокойства, честное слово.
— Я беспокоюсь совсем не о том. Вы умеете с ней обращаться?
— Все мои вещи строго и скучно утилитарны, леди Рэйчел. Такой уж я зануда.
— Зануда, — повторила Рэйчел и рассмеялась. — Боже мой. Если вы – зануда, Джейк…
Господи, да делай, что хочешь, подумала Рэйчел. Только, пожалуйста, не исчезай слишком быстро, хорошо? Мне будет, похоже, тебя не хватать. Боже, о чём это я?!
Они много времени провели вместе на борту «Британника». Так много, что Гурьеву уже начало казаться, будто он знает Рэйчел тысячу лет. Странным образом их разговоры совершенно не походили на принятый между едва знакомыми людьми smalltalk. [17] Да они и не были уже «едва знакомы». Как русские, утешал, уговаривал Гурьев сам себя, понимая, что это – лишь отговорки. Как русские, встретившие друг друга на чужбине, посередине враждебно-безмолвной стихии. В этом всё дело. Ну, она ведь и не совсем англичанка, подумал Гурьев. Она и русская тоже. Пусть наполовину, но русская. Как я… Кто этот кретин, свирепо думал он, кто же этот кретин?! Кому он посмел её предпочесть? Кто та женщина, которая может отодвинуть её?! Таких не бывает. Он просто кретин. И хорошо, Рэйчел. Пускай. Это радует. Меня это радует.
— Как получилось, что вы остались без средств, Рэйчел?
— С чего вы взяли, что я осталась без средств?! — она так вздёрнула подбородок, что у Гурьева внутри всё завизжало и затряслось. Я всех их убью, подумал он. Всех. — Что это вы такое выдумали?! И вообще…
— Рэйчел, — тихо проговорил Гурьев, и она поперхнулась. — Рэйчел. Я русский дикарь, который носит часы на руке, как авиатор или шофёр. Я не понимаю, какого чёрта, собственно, я должен иметь тридцать костюмов, когда мне достаточно двух. Я плохо понимаю разницу между крикетом и крокетом, и мои язык и нёбо не в состоянии отличить бордо урожая двадцать седьмого года от шардоннэ тридцатого. Но вот это я чувствую.
— Почему вы думаете, что я должна рассказать вам это?
— Потому что вам станет легче, Рэйчел.
— Вы действительно так думаете?
— Я знаю.
— Моему мужу было весьма затруднительно подписать нужные бумаги в Непале, Джейк. А остальное уладил банк. Не думаю, что мне доставит большое удовольствие вновь копаться в подробностях. Я была настолько неопытна, что обвести меня вокруг пальца не составляло никакого труда.
Банк, удивился Гурьев. С каких это пор банки принимают такое активное участие в жизни вдов и сирот? Каким образом? Ох, как интересно. Что-то произошло с тех пор, как я… Что-то определённо произошло. Всё не просто так.
— И что же? Не нашлось никого, кто захотел вам помочь? Никто даже не попытался?
— Это случилось уже после смерти отца, Джейк. Если бы не Тэдди, — она улыбнулась печально, — я, вероятно, не выжила бы. Я должна была заменить ему родителей.
— А кроме мальчика?
— Зачем вам это, Джейк?
— Я хочу удостовериться в том, что мир на самом деле именно таков, как я о нём думаю.
— Вероятно, не совсем, — теперь её улыбка изменилась. — Этот человек… Сотрудник банка… Это очень, очень запутанная история, Джейк. И очень старая. И очень глупая, разумеется – как и все такие истории.
— Я люблю истории. А главное, я совсем не боюсь историй. Вот совершенно. Он был влюблён в вас?
— Что?! Ах, нет! А, впрочем… Можно сказать и так. Он хотел что-то сделать такое с бумагами – или найти какие-то записи, или ещё что-то. Я не очень вникала в это тогда. Я только знала, что, сделай он это, его карьере – да и не только карьере, самой возможности заниматься любимым делом – пришёл бы конец. Я не воспользовалась его… великодушием. Кроме того, за великодушие приходится, так или иначе, всегда расплачиваться. Он женат, у него тогда был совсем крошечный ребёнок. Я сочла невозможным рисковать жизнью его семьи. Если бы в банке узнали, они просто стёрли бы его в порошок. С этими людьми… с ними невозможно воевать, Джейк, поверьте.
Ну, это мы как раз поглядим, решил Гурьев.
— А потом?
— Он всё равно ушёл из банка, — Рэйчел рассеянно щёлкнула замком яркой, модной сумочки-ридикюля. Она модница, подумал Гурьев. Графиня Дэйнборо. Леди Рэйчел. — Я не знаю. Почему-то он решил, что не сможет больше там работать. Уверена, его карьера не сильно выиграла от этого… Он несколько раз помогал мне с бухгалтерией. Оскар – человек, которому можно доверять.
Да мы просто тонем в океане историй, в бешенстве подумал Гурьев. Просто немыслимо, как вы изволите выражаться, леди Рэйчел. Господи. Рэйчел. Что стоило тебе использовать безнадёжно и без памяти влюблённого в тебя клерка, готового послать ко всем чертям свою жизнь ради тебя?! А ты не стала. Ну, ничего, ничего, леди Рэйчел. Зато это сделаю я. Ты даже не представляешь, с каким удовольствием я это сделаю. Рэйчел. Рэйчел. Вот ты какая, леди Рэйчел.
Он не мог остановиться. Он даже не вполне понимал, что такое с ним происходит. То есть, понимал, разумеется, понимал. Как это могло случиться со мной, думал он. Как это вообще случается с людьми? Что за сила сидит в нас, которая выстреливает вдруг, распрямляется, как пружина арбалета, посылая нам в мозг даже не стрелу, — молнию: это она! Она! Она. Стоит только увидеть её. Одну из тысяч и тысяч. Не единственную, возможно, не единственную на свете, но из тысяч и тысяч – обязательно одну. Или всё-таки – единственную?! А как же люди, которые за всю свою жизнь и сотню человек не встречают? Это я такой – сколько лет мотаюсь уже по свету, какая вереница лиц и типажей прошла перед моими глазами… И вот, вдруг – здесь и сейчас. Как же это?! Что же это такое?! У тебя есть дело, прикрикнул он на себя. Тебе нужно найти кольцо. Это проклятое кольцо… Мама погибла из-за него. Из-за кусочка золота со сверкающими камушками. Которых у меня целый мешок. Понимаешь, Рэйчел?! Кольцо?! Зачем мне это проклятое кольцо, если я никогда не смогу надеть его на твою руку, Рэйчел?! На твой палец с крошечным шрамиком на средней фаланге, едва-едва заметным, и с тоненькой голубой жилкой на сгибе, — зачем?!