Несмотря на гипнотизирующие глазищи Матакьи, взгляд Тита неудержимо соскальзывал ниже.
— Матакья, хватит там языком с солдатней чесать! — гаркнула со своего конца залы горластая хозяйка. — Посетители ждут. И ты, ушастенький, ешь, что заказал, а не сбивай моих девчонок пустым трепом. — Тыкнула она в Тита своей деревянной клюкой.
— Правильно, Матакья! Брось этих земных сусликов, иди к нам — настоящим морским дельфинам! — завопила развеселая матросня через два стола. — Да захвати с собой кувшин черного вина. У нас все уже обмелело!
— А чего это сразу трепом? — Тит подбоченился, и игнорируя матросню, полуобернулся к хозяйке. — Я, может, Матакье хочу бусы подарить.
Матакья, которая вроде как уже совсем собиралась отойти от стола, притормозила.
— Такой как ты может девушке только ребенка подарить! — фыркнула баба. — Дурное дело не хитрое. — У тебя солдатик, даже на меня денег не хватит, а о моей внучке и думать забудь.
— Га-га-гы-га! — громыхнули хохотом остальные посетители, от хмельного восторга проливая вино на себя и окружающих. И даже сидевший в углу невозмутимый тип с лицом, покрытым замысловатым ритуальным узором из шрамов, ухмыльнулся так, что белые линии ожили на загорелом лице.
Матакья подмигнула Титу и сделала шаг назад.
— Ты к нам еще подойдешь, кудесница? — умоляюще спросил Тит.
— Конечно, — улыбнулась Матакья. — Я ведь еще должна принести сыр и вино.
— И мёд, мед! — на всякий случай напомнил педантичный, когда дело касалось желудка, Амар.
Матакья кивнула, развернулась и пошла, волнуясь телом, как лодка в открытом море. Тит провожал её взглядом, глядя как раз у ту точку, где кончалась спина и начинались ноги.
Улеб протянул руку, аккуратно просунул ладонь под подбородок Тита и легонько повернул его голову вверх.
— Шею сломаешь, — хмыкнул он.
Амар тем временем отломил кусок круглого хлеба и взялся за ложку. Трофим и остальные спохватились и присоединились. На некоторое время разговоры прервались, и даже Тит перестал отслеживать по залу фигуристую Матакью. Но когда та появилась в дверях от кухни со вторым подносом, где стояли сыр, мед, и вино, Тит оживленно буркнул «пойду помогу», и воссияв улыбкой, бросился навстречу девушке.
— Во имя божье! Этот висельник нашел самый захудалый притон, чтобы надраться? — Раздраженный окрик у двери перекрыл на миг остальной гомон.
Трофим повернулся. В распахнутую дверь входила небольшая процессия. Впереди — пожилой жилистый дядька в восточной жилетке, чью загорелую лысину оттенял пушок седых волос. За ним вальяжно двигался богато одетый симпатичный молодой человек, с уверенной посадкой головы и жестами, с тонким длинным мечом на бедре. Темно-рыжие волосы странно контрастировали со смуглой кожей. За роскошно одетым вошли двое голых по пояс здоровяков с серьезной мускулатурой, и уже после них еще трое моряков с продубленными морем физиономиями.
— Не стоило вам приходить сюда, патрон, — озабоченно покачал головой пожилой, двигаясь между столиков. — Не дело вам заниматься такими вещами. Я бы и сам притащил Эулохио на борт…
— А куда ты смотрел, пока он надирался? — все так же раздраженно продолжал рыжий.
— Я закупал провизию, патрон. Когда ребята сказали мне, Эулохио уже успел распустить паруса.
Трофим наблюдал за сценой с ленивым любопытством. Пожилой называл рыжего патроном. Так обычно именовались венецианские капитаны. Но рыжий был изрядно молодоват для такого звания.
— Я расстанусь с ним! — процедил сквозь зубы рыжий.
— Он напивается не так уж часто… по сравнению с остальными. И он отличный пилот [17] .
— Не надо мне его расхваливать! Если мы не выйдем сегодня в море, проклятый местный эмпорос [18] влепит мне неустойку. Этот клещ удавит меня неустойкой!.. А! Вот он!
Рыжий, узрев цель, уже без провожатых подскочил к столу, за которым расположилась ватага людей в последней стадии гулянки. Еще несколько минут назад они вопили, орали, а теперь почти затихли. Двое тихо полусползли под стол. Один, обнаженный по пояс, заснул на столе, отодвинув блюдо, и раскинув по доскам давно немытые черные патлы. Двое еще держались и даже пытались мычанием что-то друг другу объяснить, пяля друг на друга пустые, как мутные стеклянные бусы, глаза. И наконец последний, впав в задумчивую пьяную меланхолию, тянул себе под нос нудную мелодию с неразборчивым бормотанием слов. Впрочем, при виде рыжего он тут же заткнулся и вскочил, пытаясь придать себе вертикальное положение.
— Капитан… упф… а мы тут… эээ… — забормотал он.
— Стадо свиней! — с ледяным презрением прошипел рыжий.
— Всех разом не утащим, — предупредил рыжего капитана один из его мускулистых спутников.
— Я сейчас подниму Эулохио. Возьмете его, и еще, сколько сможете. За остальными вернетесь без меня. К вечеру мы должны быть в море.
Рыжий подошел к столу и, взяв за волосы, оторвал голову черноволосого от стола.
— Эулохио! Ты слышишь меня, каторжное семя?
Эулохио нахмурился, и его рука поползла к ножнам на поясе, чтобы схватиться за кинжал. Это ему не удалось, потому как кинжал был воткнут рядом с ним в стол — рука впустую цапала по ножнам.
Трофим наблюдал за происходящим с легким интересом. Жизнь — лучший театр.
— Скотина, совсем берега потерял… — Рыжий отвесил Эулохио крепкую оплеуху.
Эулохио сурово нахмурил густые брови, некоторое время водил глазами в разные стороны. Наконец он смог сфокусировать взгляд на капитане. Брови его распрямились, а лицо расплылось в пьяной улыбке. Моряк попытался сказать своему капитану что-то ласковое, но членораздельного произнести не смог и снова провалился в блаженное пьяное марево.
— Оставьте, сеньор Мастарно, — стал увещевать лысый капитана. — Все равно в таком виде вам от него ничего не добиться. Позвольте, я сам приведу его на корабль…
Рыжий раздраженно отмахнулся. Он разжал пальцы, и голова помощника с деревянным стуком снова упала на стол. Рыжий брезгливо вытер руку платком. Ноздри его сердито вздувались.
— Профос, плеть!
Один из мускулистых спутников, все так же безмолвно вытащил из-за пояса плеть и подал её рыжему.
— Стоит ли, патрон? — озабоченно забормотал лысый. — Он виноват. Но он же не колодник… И здесь не море.
— Вот именно! — Бешено зыркнул на лысого рыжий. — Не море! А мы уже три часа как должны быть там! Я подниму этого скота, даже если придется просечь его до костей!