Он постарался направить мысли на другое. И ему вспомнилась школа, и крытый зал для тренировочных боев в холодное время года. Любого, кто входил в тот зал, встречал умирающий воин. Встречал он и Трофима.
Воин стоял на одном колене, левую его руку тяжестью большого щита уже тянуло к земле, в правой был меч. Воин вонзил его острием в землю и использовал как опору, только потому и не падал. Но было видно, что и верный меч — опора уже ненадолго. Лицо у воина было неживой белизны. Жизнь уходила из него вместе с темной полосой, что стекала вниз по пластинчатому панцирю с правого бока. Небо было сумрачным и серым как свинец. Мрачной была вся местность вокруг. А за спиной преклоненного воина, властно, по-хозяйски положив тяжелую длань на его плечо, стояла темная фигура. Очертания ее были скрыты тяжелым длинным плащом. Лицо пряталось под надвинутым капюшоном, и там, под капюшоном, была такая тьма, что если долго стоять и приглядываться, то воображение начинало обманывать напряженные глаза, и чудилось, что проступает какой-то облик. Таково было мастерство неведомого художника, что когда-то выложил на стене зала мозаичное панно. Эта мозаика была единственным украшением в остальном грубого будничного зала.
Но больше всего Трофима каждый раз волновало выражение лица воина. Было оно спокойным и серьезно-собранным. Страха в нем не было. А глаза, которые встречали каждого входящего в зал, одновременно глядели куда-то еще, в сокрытое. Так глядели, что встретившись взглядом с воином, хотелось оглянуться и посмотреть, что же он видит там, вместо обычной деревянной двери, выводящей наружу?
— Смотришь на картину, Трофим? — однажды после тренировки спросил его оптион Плотин.
— Да, мастер.
— И что видишь?
Трофим подумал.
— Того, кто прожил свое, — ответил он наконец.
— Верно, — кивнул Плотин. — Картина напоминает о том, что неизбежно. О том, к чему нужно себя готовить. Чтобы в нужный момент страх не оказался сильнее долга. Ты понимаешь?
— Да, мастер. — Трофим замялся, но все же спросил, потому что Плотин в тот раз был тих и не похож на себя орущего. — Тот… что в темном плаще… Почему художник изобразил его безликим?
— Потому что к каждому он приходит со своим лицом. К чему тебе чужое? Свое ты увидишь точно и в срок.
Молча кивнул Трофим. Таких слов от Плотина он не ожидал. Под маской служаки у оптиона было скрыто больше, чем тот обычно показывал.
— На этой картине есть еще кое-что, — продолжил Плотин. — Специально для тебя.
— Специально для меня? — переспросил Трофим.
— Да. Этот воин схлопотал удар справа в бок. Видать, слишком сильно раскрывался в выпаде и медленно отводил назад руку… Прямо как ты, болван! — И уже отходя от оторопевшего Трофима, буркнул: — Учишь, учишь вас, раззяв, а толку никакого…
Трофим слабо улыбнулся, вспомнив зал и старого оптиона, и почувствовал, что встряхнулся. Усталость и безразличие чуть не утянули его в ловушку. Да, свою смерть нужно встречать спокойно и с достоинством. Но это, когда смерть придет. Когда почувствуешь сталь под сердцем, и дух начнет отлетать от крови. Когда иссякнет сила крикнуть боевой клич и поднять меч. А он чуть было не умер духом еще до того, как враг достал до тела.
«Стыдись! — сказал он себе. — Что с того, что ты устал? Скоро у тебя будет долгий отдых. Но ты сперва заслужи его, как достоин».
— Идут, — подал голос Амар со своей стороны. — Идут.
— Улеб, поглядывай на другую сторону, — сказал Трофим, перебираясь к бойнице рядом с Амаром.
Внизу по холму неторопливо двигалась процессия. Впереди шел страж, разведя в стороны и выставив вперед пустые ладони. За ним двигалась словно небольшая стена, состоявшая из больших щитов.
— Переговорщик, — решил Трофим.
— Ага, а за ним? — хмыкнул Улеб. — Совсем нас за дураков они что ли держат… — Он натянул тетиву.
— Постой, — остановил его Амар. — Это он.
— Кто?
— Мой брат.
— Этот, впереди?
— Нет, конечно, — невесело улыбнулся Амар, он там, за щитами.
Воин, идущий впереди, остановился, еще раз показал пустые руки, опустил их и отошел в сторону от щитоносцев.
— Ама-ар! — раздался звучный голос из-за щитов. — Ты слышишь меня? Ты ведь здесь? Это я, Урах.
Амар поглядел на друзей, и повернулся к проему бойницы.
— Не отвечай поганцу! — воскликнул Улеб.
— Да что уж теперь, — мотнул головой Амар.
— Не высовывайся из бойницы, — остерег Трофим. — Небось, специально выманивает под стрелы.
Амар кивнул, устроился рядом с бойницей, несколько секунд собирался с духом, и наконец крикнул:
— Слышу тебя, Урах.
— Я знал, что ты здесь, Амар, — весело зазвучал голос с холма. — Зачем ты бегаешь от меня подобно зайцу по всей степи? Зачем заставляешь гоняться за тобой? Теперь я хаган, и ты отрываешь меня от державных дел. Но вот я прискакал к тебе, догнал тебя, настиг! Разве ты не выйдешь поздороваться с братом?
— Я семь лет с тобой не здоровался, — крикнул в ответ Амар. — И еще семижды семь без этого обойдусь, братоубийца!
— Тогда моим воинам придется притащить тебя ко мне.
— Пусть попробуют. Стены здесь крепки, наши колчаны полны. А осадных машин ты с собой не захватил.
— Они все равно достанут вас. А может, я и не пущу их на штурм, э?.. — Голос Ураха стал раздумчивым, словно он спрашивал у Амара дружеского совета. — Может, просто прикажу поджечь башню?
— Камень плохо горит, и я что-то не вижу здесь пищи для костра.
— Не волнуйся, ради тебя я прикажу моим воинам срубить весь тот поганый лес, в котором ты прятался от раззявы Хунбиша, привезти сюда и сложить тебе под ноги. От такого огня даже камень развалится. Но тебе уже будет все равно, потому что ты к тому времени покроешься славной румяной коркой.
Амар переглянулся с друзьями.
— Ты всегда был слишком нетерпелив, Урах. Зачем губить лес? Зачем трудить воинов? Раз я отвлек тебя от государственных дел, может, тебе вернуться к ним?
— Разве для того я проделал такой длинный путь, чтобы уехать обратно? — донеслось с холма. Судя по голосу, Урах продолжал веселиться. — Зверь не оканчивает охоту, пока не найдет добычи, Амар. И кроме того, если даже Хунбиш чуть тебя не упустил, на кого я тебя здесь оставлю? Кому смогу доверить родного брата? Выходи, Амар. У тебя нет иного пути.
— Я не тороплюсь навстречу смерти.
— Легкой смерти, Амар. Обещаю, если выйдешь, я убью тебя без мучений. Умрешь почетно, не пролив крови, как и положено родичу хагана. Подумай, что лучше, — быстро сломанный хребет или медленное поджаривание в огне.
— Ты все зовешь меня выйти. Может, сам выйдешь из-за щита?