— Трижды слепец, — процедил Амар. — Ты решил лепить из завоевателей полумира настоящих мужчин, заставляя их насильно принимать Ислам? Да у тебя рыбья уха вместо мозгов! Что же это за железные мужи, которые меняют веру по приказу? Где их хребет и честь? Древнюю доблесть муголов ты хочешь обратить послушным тебе во всем трусливым стадом! Хочешь стать единственным волком во главе стада овец!
Среди стоявших кругом воинов послышался разноголосый гул.
Урах сжал руку на рукояти сабли и сделал шаг к брату. Теперь они стояли не более чем в шести локтях друг от друга. Не так Урах представлял себе этот разговор. Не так должен был вести себя последний брат. Не следовало говорить с ним на виду у воинов. А может, и вообще не следовало. Да и что, собственно, ожидал Урах от него услышать?..
— Ты бы лучше думал о своем хребте, — проскрежетал он, и в голосе был могильный холод. — Уже тем, что живешь, ты касаешься порога моего гера! Ты все проиграл. За твою дерзость я мог бы предать тебя позорной смерти. Но ты мой брат, и умрешь достойно как подобает родичу хагана.
— Слишком многих ты посылал на смерть, — сказал Амар. — Попробуй-ка сам её на вкус…
Амар развел руки, и веревка с ложным узлом свалилась с запястий, правая рука гибкой змеей скользнула в левый рукав. Глаза Ураха расширились, он гневно выдохнул, и его сабля стальной рекой, журча, понеслась прочь из ножен. Урах успел достать клинок до половины, когда рука Амара выскочила обратно из рукава и метнулась хагану в лицо в резком броске. Воздух зашипел, и в лице Ураха засело три длинных черных иглы. Одна прорвала ухо, вторая вошла глубоко под левый глаз, третья вонзилась рядом с носом.
— Ааа-а! — Урах-Догшин завопил, неловко поднес левую руку к лицу, наткнулся там на иглы и от новой вспышки боли едва не выронил саблю.
Он зарычал, как взбешенный медведь, и пошел на Амара, выдергивая иглы из уха, из щеки, из-под глаза. Каждая извлеченная и отброшенная сопровождалась новым рыком. Последняя игла под глазом, видимо, что-то повредила, потому что когда Урах её дернул, глаз закатился куда-то в сторону, и прямо уже не смотрел. Воины вокруг зачарованно вздохнули, и некому было окрикнуть их и отдать приказ. Все превратились в зрителей. Даже Трофим с Улебом, которые знали, что случится, так и застыли на коленях, глядя.
— Сын греха! — прорычал Урах и шагнул к Амару. Кровь текла из разорванной мочки уха, страшно косил глаз.
— Зря ты так про отца, — негромко сказал Амар, отходя на шаг.
Урах сделал за ним еще пару шагов, но вдруг рык его перешел в хрипение, он пошатнулся, и ломко повалился на колени. Сабля выпала из пальцев, хаган схватился за горло.
Амар шагнул обратно к нему и сильным пинком в грудь заставил Ураха повалиться на спину.
— Отравил… — просипел Урах. — Отсосите… Лл-екаря… Мм-о-о-олока…
— Не наш яд, брат. — Амар наклонился и поднял саблю хагана. — Из Джун-Го. Молоко не поможет.
Урах синел лицом, царапал ногтями горло. Амар стоял над ним, наблюдая. В какой-то момент Урах оторвал правую руку от шеи и бросил её к поясу, где висел кинжал, но ухватить рукоять уже не смог, дернулся еще пару раз и затих на траве, в нелепой позе, с подогнутой под себя ногой.
— Иди к своим, Урах… — сказал Амар, в последний раз поглядев мертвому хагану в лицо, а потом поднял его саблю, выпрямился и обвел взглядом стоявших вокруг воинов.
Трофим опомнился, и ткнул стоящего рядом Улеба локтем в бок.
— Хватит таращиться, поднимай зад, — пробормотал он. — Сейчас нас будут убивать. Ты же не хочешь умереть на карачках?
Улеб кивнул и вытащил из рукава нож.
Они с Трофимом поднялись с колен и заозирались. Вокруг стояла стена людей. Неосознанно друзья стали двигаться ближе к Амару. Вскоре они оказались почти спина к спине. Больше делать было нечего. Трое с одним мечом и одним ножом против нескольких сотен.
— И что дальше? — тихонько спросил Улеб Трофима.
— Предполагалось, что нас сразу убьют, — ответил вместо Трофима Амар. — А это все уже не по плану.
— Чего они ждут?
— Не знаю.
— Чего вы ждете?! — Словно отвечая на их мысли, закричал в круге ночной страж, вынимая саблю. — Они убили нашего хагана!
По толпе прошла волна вынимаемых сабель и поднимаемых топоров. Окрик вывел остальных стражей из ступора. Из кольца начали выбираться люди и двинулись к центру, где, прижавшись друг к другу, стояли трое.
— Остановитесь! — Вдруг послышался крик. Растолкав воинов, на свободное пространство вышел крепкий пожилой мугол в поношенном хуяге. — Остановитесь, братья! Хаган Урах мертв, — сказал он, оглядываясь по сторонам. — Зачем же убивать его брата?
Степняк со знаком ночного стража, который первый подал голос, быстро и гневно обернулся.
— Что ты несешь?! Он убил хагана!
— Это было их дело. Я когда-то присягал их отцу. Он не обрадовался бы, узнав что его дети убивают друг друга. И я им помогать в этом не стану. С чего мне пятнать свой клинок кровью мальчишки?
— Да ведь он подло убил Ураха! — завопил страж. — Не в открытом бою сразил он брата, а исподтишка уязвил дрянной джунгонской иглой!
— А разве Урах сам схватил брата? — возразил старый мугол. — Разве вызвал он его на поединок в поле как удалец? Нет. Без доблести привели ему мальчишку, как стреноженную овцу. Да только под овечьей шкурой оказался волк. Так что не подлость это, а военная хитрость. И на неё мальчишка имел право.
— Правильно сказал… Точно… Хорошо сказал… — загудела людская стена.
Но кто-то возразил, и взорвалась разноголосица.
— Что ж ты молчал, пока был жив хаган Урах? — наливаясь темным, прокричал страж, сжимая саблю, и все снова смолкли. — Тогда ты не был таким храбрым. Как твое имя, трус?
— А меня не больно-то звали в хаганский гер спросить совета, — спокойно ответил мугол. — Далеко теперь простому воину до хагана. А за имя мое мне не стыдно — я Мархуз [40] , сын Гэрэла.
— Мархуз? — повторил, точно выплюнул, ночной страж. — Христианин! Неверный! Не успел хаган смежить очи, как вы снова повылезли!
Это он неудачно сказал. Воины вокруг неодобрительно загудели, и Трофим вдруг с удивлением заметил, что здесь ночной страж явно оказался в меньшинстве.
— Вылез? — переспросил Мархуз. — Я, сынок, из седла в походах не вылезал, пока ты на своей почетной службе жиром наливался. Я выслужил право в голове хошуна [41] ! А что напомнил, как хаган Урах относился к нам, христианам, спасибо. Это ведь он выкинул меня из тумэна багатуров, отнял черного жеребца, за то, что я не захотел стать муслимом! Но он умер, и Бог ему судья, — уже спокойней сказал Мархуз. — Хотел он смерти брата — тебе ли после смерти Ураха его грехи длить? Вложи саблю в ножны.