Падре Михаэлис подумал, стоит ли отвечать, но решил, что стоит.
— К сожалению, верно, ваше величество. Я оплакиваю все эти трагические случаи. Партизаны типа Фоссанов или монаха Ришелье убеждены, что пленных надо уродовать, чтобы у народа сложилось о них впечатление как о монстрах. Но думаю, что за этой бесчеловечностью стоит фанатизм доминиканцев и францисканцев.
Упомянув церковные ордена, наиболее ненавистные иезуитам, Михаэлис рассчитывал выставить их в глазах королевы в дурном свете. Удалось ли это, он не понял, но взгляд ее вдруг загорелся любопытством, которое никак нельзя было назвать глупым.
— Подумать только! Мы полагали, что вы явитесь, чтобы призывать нас к непримиримости, как и все. Но теперь нам кажется, что это не так.
Теперь начиналась самая трудная часть разговора. Михаэлис легонько вздохнул и сказал:
— Непримиримость хороша, когда ее обуздывает чувство реальности. Теперь стало очевидно, что война с гугенотами не на жизнь, а на смерть может иметь печальные последствия. На нашей территории с переменным успехом уже сражаются шведские, английские и испанские ополчения. Если война обострится, иностранное присутствие может оказаться решающим, и тогда и вы, и ваш сын потеряете суверенитет, а может быть, и корону.
— Продолжайте.
— Мне известно, что Триумвират советует вам вести именно такую войну, в то время как Мишель де л'Опиталь и Франсуа Оливье склоняются к политике согласия любой ценой, вплоть до признания церкви гугенотов, если на то будет необходимость. Я же прибыл сюда, чтобы предложить вам компромиссное решение.
— Говорите.
Падре Михаэлис постарался выразиться как нельзя более ясно, но так и не понял, умна или нет эта нелепая, патетически настроенная дама. Интуиция подсказывала, что умна, но следовало быть осторожным.
— Все это вопрос времени. Все равно придется прийти к перемирию, закрепленному королевским декретом. Для нас с вами, католиков, это будет неприятно, и придется пойти на уступки. Весь вопрос в том, на какие?
Екатерина заинтересованно подалась вперед.
— Говорите, говорите.
— Ваше величество, никто, кроме иезуитов, не понимает, что ведение войны обусловлено тем, к какому из трех сословий принадлежат воюющие стороны: к знати, духовенству или к народу. Лион пал без единого выстрела, потому что буржуазия, связанная с трудящейся частью населения, уже принадлежала к реформатам. Париж стойко сопротивляется гугенотам, потому что бедноту поддерживают католические монастыри. Почти повсюду исход сражений определяется такого рода равновесием.
— Понимаю. И что дальше?
Падре Михаэлис прикрыл глаза.
— Когда понадобится прийти к согласию, сообразуйтесь с этой ситуацией. Не прибегайте к слишком жестким мерам: одними запретами ересь не истребишь. Признайте за гугенотами свободу культа, но обособьте эту свободу. Сделайте так, чтобы религия реформатов стала религией одних аристократов. Если удастся превратить ее в религию для избранных, с ней легче будет справиться.
— Мы просим прощения, но нам трудно следить за вашей мыслью. Если можно, подкрепите ее примером.
— Да, конечно. — Михаэлис сделал последнее усилие, чтобы выразиться понятно. — Ошибка эдикта Роморантена состоит в том, что он разрешил религиозные обряды гугенотов за стенами городов, вдали от дворцов. Кардинал де Лорена повел себя глупо, не поняв, какие неприятности тем самым провоцирует. Разрешив еретикам проповедовать в пригородах, они тем самым дали реформатам возможность вербовать сторонников среди ремесленников и рабочих.
— Кардинала уже нет среди наших советников, — сухо отрезала королева. — И тем не менее мы не понимаем, что за альтернативу вы предлагаете.
— Постараюсь объяснить. Жак Спифаме только и делает, что требует свободы проповеди. Предоставьте ему эту свободу, но только в пределах аристократических палаццо. Вот увидите, ваше величество, что и он, и другие руководители гугенотов на это согласятся, более того, сочтут это победой. На самом же деле они сунут голову в петлю, ибо религия, не принадлежащая народу, — это не религия, это секта.
— Но я не хочу потерять своих дворян!
— Вы их не потеряете. Очень немногие согласятся пойти на это открыто и фактически устроят себе домашние церкви.
Последовало долгое молчание, которое, казалось, никогда не прервется, потом морщины вокруг рта королевы разгладились.
— Все, что мы слышали об утонченности методов ордена иезуитов, подтверждается. Вы внушаете просто страх.
Падре Михаэлис стал очень серьезен.
— Это потому, что мы единственные подняли ставку в этой игре и заботимся о конечном результате, который есть победа добра. По ходу дела необходимо подключать любые пригодные средства. Я не прошу вашего ответа, моя королева, я прошу только считать, что все, что я вам сказал, не для ушей ваших советников. До поры до времени…
— Будьте уверены.
Разговор был окончен. Падре Михаэлис поднялся, но Екатерина жестом удержала его в оконной нише.
— Мы последуем вашему совету, хотя и не знаем, положит ли он конец этой ужасной войне. В прошлом году несколько философов по просьбе наших советников собирались в Лионе и предсказали десятилетия войн и насилий.
— О каких философах вы говорите?
— Об опытных астрологах, которые до сих пор не ошибались в своих прогнозах. Самый знаменитый из них — великий Нострадамус. Должно быть, вы о нем слышали. Да и остальные ему не уступают.
Падре Михаэлис почувствовал в голосе королевы такую убежденность, что не решился противоречить, боясь потерять завоеванное доверие. Он позволил себе только заметить с равнодушным видом:
— Ваше величество, вы прекрасно поступаете, привлекая для совещания ученых мужей, достойных нашего доверия. Однако рекомендую вам быть до чрезвычайности острожной. Вы уже имели печальный пример Козимо Руджери, который выдавал себя за астролога, а на самом деле оказался некромантом.
— О, мы уже избавились от этого чудовища. Нет, те астрологи, о которых мы говорили, — настоящие ученые.
— Следовательно, ваше величество, я могу откланяться. — Михаэлис уже собрался уйти, как вдруг его поразила внезапная мысль. — Ваше величество, вы говорили, что собрали астрологов по настоянию ваших советников. Каких?
— Мишеля де л'Опиталя и Франсуа Оливье.
— Но Мишель де л'Опиталь всегда слыл яростным противником астрологии!
— И тем не менее именно он настаивал на приглашении.
Падре Михаэлис прищурился и, сам того не замечая, склонил голову набок.
— И что же вам посоветовали знаменитые астрологи во избежание невзгод, ожидающих Францию?
— Без условий и ограничений признать все культы, не выделяя ни один из них. — Королева поспешила прибавить: — Будьте спокойны относительно ваших рекомендаций. Решение наших советников не помешает нам принять их во внимание.