Не имея возможности объясниться, Молинас все время находился в ожидании сочувственного знака, который придал бы ему мужества произнести те неуклюжие и искренние слова, что роились в мозгу. Герцогиня же, напротив, избегала подобных ситуаций. Она ограничивалась тем, что внезапно выставляла напоказ кусочек нагого тела, словно вскользь напоминая о существовании плотских радостей, ему недоступных. О том же говорили и бесстыдные демонстрации Джулии. И Молинас, ничего не смысливший в сложной игре обладания, стал рабом, марионеткой, вынужденной выполнять то, что в недалеком прошлом приказывал другим.
— Вы оделись? — робко спросил он, словно произнося неслыханную дерзость.
— Еще минуту, — пропела герцогиня. — А пока расскажите-ка мне об этом человеке, которого вы выслеживаете годами, о Нотрдаме.
— Я все о нем рассказал.
— Это так. Но мне бы хотелось, чтобы вы еще раз прочли мне отрывок, который читали в прошлом месяце. Из той рукописи, что вы выкрали у вашего врага, а я потом ему вернула. На арабском языке. Ведь вы его все время носите с собой, не так ли?
— Кто вам это сказал?
— Вы сами, кто же еще? Ах да, вы же не можете об этом помнить, вы были пьяны в ту ночь от одного бокала вина. Ну, прошу вас, прочтите текст.
Молинас почуял еще одну западню. Если он откроет глаза в поисках рукописи, он снова увидит полуголую Катерину и, следовательно, еще одна рана будет нанесена его сознанию. Он был уверен, что ей только того и надо. Он избежал подвоха, повернувшись к окну и приоткрыв глаза только в этом направлении. Листы со списком примечаний к «Arbor Mirabilis», обветшавшие за время бесконечных скитаний, находились в сумке на расстоянии вытянутой руки. Испанец взял их и уткнулся в них носом.
— Я прочту, но вы мало что поймете, — сказал Молинас, стараясь не поднимать глаз. — Я сам, хоть и улавливаю основной смысл, не могу понять практических аспектов. Наверное, их знает только Нотрдам.
— Кто знает, может, я смогу их истолковать, хоть я и женщина, о чем вы с таким упорством изволите забывать. — Тут герцогиня хитро усмехнулась, давая понять, что почувствовала смущение друга. И добавила уже серьезнее: — В Камерино я принимала астрологов и алхимиков. Отрывок, который вы прочтете, принадлежит сарацинскому философу, ведь верно?
— Верно. Его зовут Аль-Фараби. И он очень труден для понимания.
— Ничего, я постараюсь. Читайте, я слушаю.
Молинас начал своим каркающим голосом:
— Перевожу с латыни.
Не исключено также, что когда сила воображения достигнет в человеке высшего совершенства, он сможет и наяву получать от Активного Разума знания о событиях настоящих и будущих и об их ощутимых символах, а также о нематериальных сущностях и нематериальных существах более высокого ранга и даже все это увидеть. Возможно также, что благодаря полученным знаниям он станет пророком. Это наивысшая ступень восприятия, которой может достичь человек силой своего воображения.
— Можете смотреть, я оделась, — объявила герцогиня. И тут же добавила, без какого-либо перехода меняя серьезный тон на легкомысленный: — И не так уж и непонятен ваш текст. Вы полагаете, что Нотрдам обладает даром пророчества?
— Да, и у меня есть тому неопровержимые доказательства.
— Тот отрывок, что вы зачитали, ограничивается утверждением, что некоторые личности могут этим даром обладать, и только.
— Нет, текст говорит о большем. — Молинас поднял глаза на стоящую перед ним женщину и нашел ее, как всегда, необыкновенно красивой. Никому другому, кроме разве что своих учителей, он не стал бы растолковывать детали. С ней же все получалось само собой. — Надо бы прочесть вам предыдущие главы. Этот пассаж — всего лишь синтез рассуждений. Сами же рассуждения касаются иерархии сущностей высшего порядка, находящихся между Богом и человеком. У каждой из них своя сфера, которую надо пройти, прежде чем достигнешь сферы Бога. И это считается возможным. Нет ничего, что более противоречило бы христианству.
— Думаю, что поняла вас, хотя бы частично.
— Нет, вам этого не понять. Нотрдам опирается на некое магическое слово, знание о значении которого, похоже, передавалось в его семье из поколения в поколение, что вполне пристало самым опасным колдунам. Однако это слово — Абразакс — только видимость, на самом же деле это последовательность греческих чисел, дающих в сумме триста шестьдесят пять.
— Количество дней в году.
— Именно так. Количество дней в году. Но, согласно двум отцам церкви, Иринею и Ипполиту, гностики школы Василида утверждали, что Абразакс — вполне конкретная сущность, а число триста шестьдесят пять указывает…
В этот момент дверь распахнулась и в комнату вошла Джулия, как всегда, одетая в старое платье, а с ней хозяин дома. Выражение его туповатого лица было отнюдь не дружелюбным. Оба казались встревоженными.
— В чем дело? — спросил Молинас, быстро захлопнув книгу.
Джулия подбежала к нему.
— Кажется, в Апте зафиксированы первые случаи заражения чумой. Жители сбегаются сюда, к вашему жилищу, и требуют вас. Они нуждаются в вашем благословении.
— А я нуждаюсь хоть в каком-то отдыхе.
Хозяин дома развел руками.
— Если вы не спуститесь к ним, боюсь, они поднимутся сюда сами. Они как одержимые. Я начинаю думать, что решение дать вам кров было ошибкой.
— Надо было думать раньше. — Молинас поймал взгляд герцогини и сразу понял его значение. Он поднялся с постели. — Ладно, сейчас иду. А вы, мадам, оставайтесь здесь, и вы, Джулия, тоже. Я вернусь так быстро, как только смогу.
Спускаясь по лестнице, Молинас поправил серую рясу, которую он носил с тех пор, как согласился на эту бредовую человеко — убийственную миссию. Он не был уверен в том, что находится на правильном пути, а также в том, что риск, которому он подвергался, приблизит крах его недруга. Но он любил Катерину настолько сильно, насколько позволяло его иссушенное сердце, и не видел другого способа продолжить охоту на Нотрдама и загадочного Ульриха.
Площадь, на которую выходил дом, бурлила от собравшейся толпы. Кто-то молился, кто-то плакал, кто-то выкрикивал проклятия. В основном это были женщины, одетые в скромную льняную одежду. Большинство мужчин также принадлежали к небогатой части населения, горожан «среднего» класса насчитывалось не более десятка, знати — человека два, а рыцарей — ни одного. Такую же толпу Молинас видел вокруг костров, на которых сжигали ведьм в Испании и на Сицилии.
Взгляд Молинаса привлек к себе человек, стоявший на дальнем конце площади, скрестив руки. Он был одет с большим изяществом, с плеч спадал короткий плащ из красного бархата. Широкое румяное лицо заставило Молинаса вздрогнуть. Он хорошо его запомнил… Нет, этот человек был гораздо моложе и вместо квадратной шапочки носил широкополую шляпу с перьями. Испанец отогнал видение и сделал несколько шагов вперед.
Его появление было встречено нестройными завываниями.