Разодранный металл зиял глубокой рваной раной, сквозь которую внутрь прорывался тусклый свет хмурого полудня…
Андрей едва воспринимал происходящее — его сознание то угасало, то возвращалось вновь, восприятие реальности стало обрывочным, но в секунды просветления он продолжал инстинктивно бороться, потому что по-другому не мог, не умел…
Натали…
Мысленный призыв бился, пульсировал крохотной алой точкой, помятый гермошлем с треснувшим проекционным забралом продолжал функционировать, поддерживая связь пилота и искалеченной машины.
Тишина.
Она молчала.
Андрей мучительно повернул голову, пытаясь детально рассмотреть обстановку изувеченной рубки.
Большинство экранов щерилось осколками пластика, редкие индикационные огни на разрубленных, деформированных приборных панелях цвели погребальным узором: они смотрели на Земцова из сумрака, словно злобные глаза забравшихся в рубку падальщиков, ждущих, когда человек испустит дух.
Бредовые ассоциации, возникающие в рассудке, не имели ничего общего с реальностью, кроме тоскливого ощущения приближающейся смерти.
Был ли он ранен?
Андрей не чувствовал собственного тела, лишь непомерная тяжесть давила на грудь, да глухая боль пульсировала в голове.
Катапультирование…
Его пальцы вслепую потянулись к рычагу, но вместо механической рукояти рука наткнулась на преграду из сорванной приборной консоли.
Нет. Не дотянуться…
А есть ли смысл?
Натали?
Это была она. Голос, прорвавшийся в сознание Андрея, было невозможно спутать с чем-либо.
Бред? Или киберсистема «Хоплита» сумела восстановить функциональность, задействовав дублирующие, резервные схемы программно-аппаратной архитектуры?
Натали… — Сознание то уплывало в туманную дымку небытия, то возвращалось вновь. — Натали… катапультируй ложемент… Я знаю… Ты меня… слышишь…
Нет смысла, Андрей. Не уходи.
Что значит «не уходи»?
Война закончилась… Для нас. Останься. Тебе не найдется места в изменившемся мире. Как и мне…
Я ранен?
Ты истекаешь кровью. Система жизнеобеспечения бессильна.
Катапультируй ложемент!.. — Внезапный приступ ярости прояснил сознание.
Не могу… Прости меня…
Огненная спираль, появившаяся среди окутывающей рассудок черноты, ввинчивалась в разум, гася сознание.
Смерть не страшна.
Он знал, что так случится, рано или поздно…
Его не найдут под обломками «Нибелунга».
Он останется здесь. Навек. Вместе с искалеченной Натали, которая суть — часть его собственного эго…
Последняя мысль.
Мрак…
Свет пробился внезапно.
Он резко и неприятно ожег зрение. Андрей инстинктивно зажмурился, с трудом понимая, что продолжает осознавать самого себя.
Последние секунды боя и обрывочные мысли метались в сознании, он не мог понять, где находится…
Глаза.
Я видел свет.
Вспышка.
Ослепительные белые стены, яркие, до радужных кругов на сетчатке…
На фоне белизны постепенно начали проступать детали интерьера.
Через некоторое время он сумел рассмотреть стены, сходящиеся углом, часть потолка, источающего нестерпимое сияние, какие-то приборы, совершающие ритмичные механические движения.
Сознание вдруг помутилось и снова начало угасать.
Ее туманный образ плыл над бездной.
Натали… Почему ты предала меня?..
Она не обернулась.
Эфемерная фигура вдруг начала истончаться, принимая иные формы, и постепенно Андрей понял, что лежит и смотрит в спину склонившегося над приборным комплексом человека.
— Где… я?
Вопрос походил на сиплый нечленораздельный вздох, но человек отреагировал моментально, тут же обернувшись на голос.
— Пришел в сознание, капитан? — Рослый бородатый мужчина лет пятидесяти широко улыбнулся. — В рубашке ты родился, Земцов.
Он мучительно поймал взгляд незнакомца.
— Лежи, лежи… Тебе сейчас двигаться возбраняется. Говорить тоже.
Немой вопрос не исчезал из глаз Андрея. Он сквозил во взгляде настолько явственно, что человек в белой стерильной униформе лишь покачал головой, мысленно сетуя на неуемность капитана.
— Все нормально. Ты на борту госпиталя. Уже два месяца, между прочим. — Бородатое лицо приблизилось. — Тебя случайно нашли под обломками «Нибелунга». Поисковые группы прочесывали квадрат в поисках остаточных кибермеханизмов, когда внезапно заработал аварийный маяк твоего бронескафандра. Компехи вытащили тебя из смятой рубки «Хоплита». Могу сказать одно: еще немного, и ты бы умер от потери крови. Вообще, с такими ранениями не живут даже при современном уровне медицины, но ты выкарабкался. Так что успокойся.
Земцов с трудом выдохнул, ощущая, как болезненно шевелятся его растрескавшиеся губы:
— Натали?.. Ее… вытащили?..
— Не понимаю, о ком идет речь. Все, капитан, тебе нельзя ни шевелиться, ни говорить, а уж тем более нервничать. Спи. Набирайся сил. — Лицо вдруг отдалилось, раздался щелчок, и реальность вновь потускнела, окутываясь сладкой дымкой забвения.
О том, что война закончилась, Земцов узнал, лишь выписавшись из госпиталя.
Космопорт родной планеты — Элио — встретил прихрамывающего, опирающегося на трость капитана деловой, будничной суетой.
Андрей остановился, не доходя до зоны таможенного контроля.
Он как будто попал в другой мир. Все выглядело ненастоящим, каким-то сказочным, кукольным.
Откуда взялся огромный, стремящийся к облакам город, кварталы которого четко просматривались через толстый пластик прозрачного купола, образующего свод космопорта?
Неужели это Раворград?
Память Андрея хранила совершенно иной образ — циклопическая воронка с остекленевшими краями и лужами мертвой стоячей воды на дне, поваленные концентрическими кругами Раворы [3] и серая поземка из радиоактивного пепла… — вот какой он запомнил столицу Элио при последнем посещении планеты.