— Мне же надо было как-то привлечь к себе внимание. Иначе с какой стати им было припоминать для меня их собственные, давно набившие оскомину предания?
— Н-да, пожалуй. Но не попадет ли то, что вы им наговорили, в готский фольклор и не сольется ли с тем циклом, который вас так занимает?
Я позволил себе усмехнуться.
— Нет. Я заранее произвел психосоциальные вычисления и пользовался ими как руководством. Общества подобного типа обладают весьма избирательной коллективной памятью. Люди необразованные и живут в мире, где чудеса считаются вполне обыденными явлениями. То, что я поведал им, скажем, о римлянах, лишь дополняет подробностями сведения, которые они получили от бродячих торговцев, а эти подробности быстро растворятся в их расплывчатых представлениях о Риме. Что же до более экзотического материала, то Кухулин для готов — всего-навсего еще один обреченный герой, похожий на тех, о ком повествуют их сказания. Империя Хань — еще одна легендарная держава где-то за горизонтом. На своих слушателей я произвел впечатление, но при последующей передаче мои рассказы постепенно начнут восприниматься как волшебные сказки.
Эверард кивнул.
— М-м, — пыхнув трубкой, он вдруг спросил: — А вы сами? Вас трудно причислить к позабытым легендам. Вы — человек из плоти и крови, таинственный незнакомец, который время от времени появляется среди готов. Вы намерены сотворить из себя бога?
Я ждал этого вопроса и загодя приготовился к нему. Снова пригубив пунш, я ответил, взвешивая каждое слово:
— Роль божества меня не прельщает, но, боюсь, обстоятельства складываются не в мою пользу.
Эверард не шелохнулся.
— И вы утверждаете, что история останется неизменной? — протянул он с нарочитой ленцой в голосе.
— Совершенно верно. Сейчас я все объясню. Я не изображал из себя бога, не требовал поклонения и не собираюсь его требовать. Все вышло как бы само собой. Я пришел к Виннитару один, одетый как путник, но не как бродяга. С собой у меня было копье, обычное оружие пешего. Будучи рожденным в двадцатом веке, ростом я выше людей из четвертого тысячелетия, даже если они нордического типа. Волосы и борода у меня, как видите, седые. Я рассказывал о неведомых краях, летал по воздуху и наводил ужас на врагов. При всем при том меня не воспринимали как нового бога, ибо внешним обликом и действиями я походил на того, кому готы молились с незапамятных времен. С течением времени, где-то через поколение или через два, мы с ним, я думаю, станем единым целым.
— Как его звали?
— Готы именовали его Воданом, западные германцы — Вотаном, англичане
— Воденом, фризы — Вонсом, и так далее. Наиболее известна поздняя скандинавская версия его имени — Один.
Удивление Эверарда было неожиданным для меня. Впрочем, отчеты для Патруля были куда менее подробными, чем те, которые я составлял для Ганца.
— Один? Но он же был одноглазым и начальником над остальными, тогда как вы… Или я ошибаюсь?
— Нет, не ошибаетесь, — как приятно было вновь ощутить себя лектором перед студенческой аудиторией. — Вы говорите об эддическом Одине, Одине викингов. Однако он принадлежит другой эпохе, которая наступит гораздо позже; кроме того, обитает он намного севернее.
Для моих готов начальником, как вы выразились, над остальными богами был Тивас, чей образ восходит к древнему индоевропейскому пантеону. Там он присутствует наравне с образами прочих, если воспользоваться скандинавским названием, асов, которые противопоставлены хтоническим божествам — ванам. Римляне отождествляли Тиваса с Марсом, поскольку оба они были богами войны.
Те же римляне считали Донара, которого скандинавы называли Тором, германским двойником Юпитера, ибо он повелевал громами и молниями. Однако для готов Донар был сыном Тиваса, подобно Водану, которого римляне приравнивали к Меркурию.
— Значит, мифология тоже эволюционирует? — справился Эверард.
— Конечно, — отозвался я. — Постепенно Тивас превратился в асгардского Тюра. Люди продолжали помнить о нем лишь то, что он потерял руку, обуздывая чудовищного волка, который впоследствии уничтожит мир. Что касается Тюра, то это слово на древненорвежском означает «бог». Водан же, или Один, приобретал тем временем все большее значение и сделался наконец отцом богов. Мне думается — хотя, разумеется, надежнее всего было бы проверить догадку на практике, — это случилось из-за того, что скандинавы были чрезвычайно воинственным народом. Психопомп note 46 , приобретший к тому же через финское влияние черты шамана, был для них сущей находкой: он препровождал их души в Вальгаллу. Кстати говоря, Один был очень популярен в Дании, ну, может быть, в Швеции. В Норвегии же и в Исландии больше поклонялись Тору.
— Замечательно, — Эверард вздохнул. — Сколь многого, оказывается, мы не знаем и не успеем узнать до конца своих дней… Но давайте вернемся к вашему Водану в Восточной Европе четвертого века.
— Оба глаза у него пока в целости, — сказал я, — зато уже появилась шляпа, плащ и копье, которое на деле является посохом. Он — путешественник, Скиталец. Вот почему римляне отождествляли его с Меркурием, наподобие греческого Гермеса. Все, о чем я вам рассказываю, восходит к ранней индоевропейской традиции. Ее следы можно отыскать в Индии, Персии, в кельтских и славянских мифах; последние, к сожалению, весьма скудно отражены в источниках. Мои действия… Впрочем, неважно. Водана-Меркурия-Гермеса называют Скитальцем, поскольку он — бог ветра. Отсюда становится понятным, почему его возвели в покровители путников и торговцев. Странствуя по свету, он должен был многому научиться, поэтому его наделяли особой мудростью, а также считалось, что ему подвластны поэзия и магия. Сюда же примешалось представление о мертвецах, которые мчатся на ночном ветре. То есть мы возвратились к образу Психопомпа.
Эверард выпустил изо рта кольцо дыма и проводил его взглядом, словно оно было неким символом.
— Похоже, вы рисуете весьма любопытную фигуру, — проговорил он.
— Да, — согласился я. — Повторяю, меня подтолкнули к этому обстоятельства. Признаться, моя миссия бесконечно осложнилась. Я буду осторожен. Однако… миф-то существует. Упоминаний о появлениях Водана среди людей — бесчисленное множество. Большинство из них — легенды, но некоторые, сдается, имеют под собой реальную основу. Что вы думаете по этому поводу?
Эверард пыхнул трубкой.
— Не знаю. Не могу вам ничего посоветовать. Скажу лишь, что приучился не доверять архетипам. В них таится до сих пор не познанное могущество. Именно поэтому я и расспрашивал вас столь подробно о, казалось бы, очевидных вещах. Не такие уж они и очевидные.
Он не столько пожал, сколько передернул плечами.
— Что ж, метафизика метафизикой, а нам надо решить кое-какие практические вопросы. Потом захватим вашу жену и мою даму и отправимся развлекаться.