Скиталец откликнулся не сразу.
— Хорошо, — промолвил он. — Но я ничего не обещаю. Слышишь? Я ничего не обещаю.
Так он оказался, с Тарасмундом и другими, во главе многочисленного отряда.
Эрманарих не имел постоянного места проживания. Вместе со своими дружинниками, советниками и слугами он ездил от дворца ко дворцу. Молва уверяла, что после убийства племянников он направился в пристанище, которое находилось в трех днях пути от Хеорота.
Те три дня весельем не отличались. Укрывший землю снег хрустел под копытами коней. Небо было низким и пепельно-серым, а сырой воздух застыл в неподвижности. Дома под соломенными крышами, голые деревья, непроглядный мрак ельников, — разговоров было мало, а песен не слышалось вообще, даже вечерами у костров.
Но когда отряд приблизился к цели, Тарасмунд протрубил в рог и всадники пустили коней в галоп.
Под топот копыт и конское ржание тойринги въехали во двор королевского пристанища. Их встретили дружинники Эрманариха, вряд ли уступавшие им числом; они выстроились перед дворцом и наставили на незваных гостей копья.
— Мы хотим говорить с вашим хозяином! — крикнул Тарасмунд.
Это было намеренное оскорбление: вождь тойрингов приравнивал королевских дружинников к собакам или римлянам. Один из людей Эрманариха, покраснев от гнева, ответил:
— Всех мы не пропустим. Выберите нескольких, а остальные будут ждать тут.
— Согласны, — сказал Тарасмунд, отдавая приказ Лиудерису.
— Ладно, ладно, — громко пробормотал старый воин, — раз вы так перепугались. Но учтите, вам не поздоровится, если с нашими вождями случится что-нибудь этакое, вроде того, что произошло с племянниками короля.
— Мы пришли с миром, — торопливо вмешался Скиталец.
Он спешился следом за Тарасмундом и Рандваром. Их троих пропустили во дворец. Внутри воинов было еще больше, чем снаружи. Вопреки обычаю, все они были вооружены. У восточной стены залы, окруженный придворными, сидел Эрманарих.
Король был крупным мужчиной и держался с подобающим его сану величием. Черные кудри и борода «лопатой» обрамляли суровое лицо с резкими чертами.
Облачен он был в роскошные одежды из заморских крашеных тканей, отороченные мехом куницы и горностая. На запястьях Эрманариха сверкали тяжелые золотые браслеты, на челе переливался отраженным светом пламени золотой же обруч. В руке король сжимал кубок из граненого хрусталя, а на его пальцах поблескивали алые рубины.
Когда утомленные трехдневной скачкой, с головы до ног в грязи, путники приблизились к его трону, он смерил их свирепым взглядом и буркнул:
— Странные у тебя друзья, Тарасмунд.
— Ты знаешь их, — ответил вождь тойрингов, — и тебе известно, зачем мы пришли.
Костлявый человек с бледным лицом — вандал Сибихо — шепнул что-то на ухо королю. Эрманарих кивнул.
— Садитесь, — сказал он, — будем пить и есть.
— Нет, — возразил Тарасмунд, — мы не примем от тебя ни соли, ни вина, пока ты не помиришься с нами.
— Придержи-ка язык, ты!
Скиталец взмахнул копьем. В зале установилась тишина, только дрова в очагах как будто затрещали громче.
— Прояви свою мудрость, король, и выслушай его, — проговорил он. — Твоя земля истекает кровью. Промой рану, наложи на нее целебные травы, пока она не загноилась.
— Я не выношу насмешек, старик, — отозвался Эрманарих, глядя Скитальцу в глаза. — Пускай он думает, что говорит, и тогда я выслушаю его. Скажи мне в двух словах, Тарасмунд, что тебе нужно.
Тойринг словно получил пощечину. Он судорожно сглотнул, овладел собой и перечислил все свои требования.
— Я догадывался, что ты явишься с чем-нибудь подобным, — сказал Эрманарих. — Ведай же, что Эмбрика и Фритла понесли заслуженное наказание. Они лишили короля того, что принадлежало ему по праву. А воры и клятвопреступники у нас вне закона. Впрочем, мне жаль их. Я готов заплатить виру за их семьи и дома — после того как мне доставят сокровища.
— Что? — воскликнул Рандвар. — Да как ты смеешь, убийца?!
Королевские дружинники заворчали. Тарасмунд положил руку на плечо юноши и сказал, обращаясь к Эрманариху:
— Мы требуем двойной виры за то зло, которое ты учинил. Принять меньше нам не позволит честь. А что до сокровищ, их владельца изберет Большое Вече, и каким бы ни было его решение, все мы должны будем подчиниться ему.
— Я не собираюсь торговаться с тобой, — произнес ледяным тоном Эрманарих. — Согласен ты с моим предложением или нет, все одно — убирайся, пока не пожалел о своей дерзости!
Скиталец, выступив вперед, снова воздел копье над головой, призывая к молчанию. Лицо его пряталось в тени шляпы, складки синего плаща походили на два огромных крыла.
— Слушайте меня, — провозгласил он. — Боги справедливы. Они карают смертью тех, кто нарушает законы и глумится над беспомощными. Слушай меня, Эрманарих. Твой час близок. Слушай меня, если не хочешь потерять королевство!
По зале пронесся ропот. Воины боязливо переглядывались, делали в воздухе охранительные знаки, крепче стискивали древки копий и рукояти клинков. В дымном полумраке все-таки было видно, что у многих в глазах появился страх: ведь прорицал не кто иной, как Скиталец.
Потянув короля за рукав, Сибихо вновь что-то шепнул ему, и Эрманарих вновь кивнул. Протянув в сторону Скитальца указательный палец, он произнес так громко, что от стропил отразилось эхо:
— Бывали времена, старик, когда ты гостил в моем доме, а потому не пристало тебе угрожать мне. Вдобавок ты глуп, что бы ни болтали о тебе дети, женщины и выжившие из ума деды, — ты глуп, если думаешь запугать меня. Говорят, будто ты на деле — Водан. Ну и что? Я верю не в каких-то там богов, а только в собственную силу.
Он вскочил и выхватил из ножен меч.
— Давай сразимся в честном бою, старый плут! — крикнул он. — Ну? Сразись со мной один на один, и я разрублю пополам твое копье и пинками прогоню тебя прочь!
Скиталец не шелохнулся, лишь дрогнуло копье в его руке.
— На то нет воли Вирд, — прошептал он. — Но я предупреждаю тебя в последний раз: ради благополучия готов — помирись с теми, кого ты оскорбил.
— Я помирюсь с ними, если они того захотят, — усмехнулся Эрманарих. — Ты слышал меня, Тарасмунд. Что скажешь?
Тойринг огляделся. Рандвар напоминал затравленного собаками волка, Скиталец словно превратился в каменного идола, Сибихо нагло ухмылялся со своей скамьи.
— Я отказываюсь, — хрипло проговорил Тарасмунд.
— Тогда вон отсюда, вы все. Или ждете, чтобы вас вытолкали взашей?
Рандвар обнажил клинок, Тарасмунд потянулся за своим.