Ап Сеорн сказал что-то полицейскому, тот в ответ кивнул. Пленников отвели назад в камеру.
3
— Ну и что теперь? — Ван Саравак тяжело опустился на койку и уставился в пол.
— Будем им подыгрывать. — Эверард помрачнел. — Любым способом нужно добраться до роллера и бежать отсюда. Когда освободимся, тогда и разберемся, что к чему.
— Но что здесь произошло?
— Я же сказал, не знаю! На первый взгляд, что-то случилось с греко-римским миром, и победили кельты, но я не могу понять, что именно.
Эверард прошелся по камере. У него созревала печальная догадка.
— Вспомни основные теоретические положения, — начал он. — Каждое событие — результат взаимодействия множества факторов, а не следствие единственной причины. Поэтому-то изменить историю так трудно. Если я отправлюсь, скажем, в средние века и застрелю одного из голландских предков ФДР note 16 , он все равно родится в конце девятнадцатого века, потому что его гены и он сам сформированы целым миром предков, — произойдет компенсация. Но время от времени случаются ключевые события. В какой-то точке переплетается такое множество мировых линий, что этот узел определяет все будущее в целом… И вот, где-то в прошлом, кто-то зачем-то разрубил такой узел.
— Не будет голубых вечеров возле канала, — бормотал ван Саравак, — нет больше Города Вечерней Звезды, нет виноградников Афродиты, нет… Ты знаешь, что на Венере у меня была сестра?
— Заткнись! — Эверард едва не сорвался на крик. — Знаю. К черту все это. Нужно думать о другом…
— Слушай, — помолчав, продолжал он, — и Патруль, и данеллиане пока вычеркнуты из истории. (Не спрашивай, почему они не вычеркнуты навсегда, почему мы, вернувшись из прошлого, впервые попадаем в измененное будущее. Мы здесь, вот и все.) Но, как бы то ни было, управления и курорты Патруля, находившиеся до ключевой точки, должны уцелеть. А это — несколько сот агентов, которых можно собрать.
— Если нам удастся туда вернуться…
— Тогда мы сможем найти это ключевое событие и предотвратить вмешательство в историю, в чем бы оно ни состояло. Мы сделаем это!
— Прекрасная мысль. Но…
Снаружи послышались шаги. В замке щелкнул ключ. Пленники отступили к стене. Затем ван Саравак внезапно просиял и, шаркнув ногой, галантно поклонился. Эверард изумленно разинул рот.
Девушка, которую сопровождали трое солдат, была сногсшибательна: высокая, с гривой медно-красных волос, ниспадавших до тонкой талии, зелеными глазами, сиявшими на прекрасном лице, вобравшем в себя красоту не одного поколения ирландок… Длинное белое платье облегало фигуру, словно сошедшую сюда со стен Трои. Эверард уже заметил, что здесь пользуются косметикой, но девушка в ней не нуждалась. Он не обратил внимания ни на золотые и янтарные украшения, ни на пистолеты охранников.
Смущенно улыбнувшись, девушка спросила:
— Вы меня понимаете? Здесь решили, что вам, возможно, знаком греческий.
Она говорила скорее на классическом, чем на современном языке. Эверард, которому довелось как-то поработать в Александрии, не без некоторого напряжения разобрал то, что она сказала.
— Конечно, понимаю, — торопливо ответил он, глотая окончания слов.
— Что ты там бормочешь? — требовательно спросил ван Саравак.
— Это древнегреческий, — ответил Эверард.
— Что и следовало ожидать! — Глаза венерианина блестели, недавнего отчаяния как не бывало.
Эверард назвался и представил своего товарища. Девушка сказала, что ее зовут Дейрдре Мак-Морн.
— Нет! — простонал ван Саравак. — Это уж слишком. Мэнс, немедленно научи меня греческому!
— Помолчи, — попросил Эверард. — Мне не до шуток.
— Но я ведь тоже хочу с ней пообщаться!
Эверард перестал обращать на него внимание и предложил девушке сесть. Сам он устроился рядом, а его напарник в отчаянии метался вокруг них. Охранники держали оружие наготове.
— Неужели на греческом еще говорят? — спросил Эверард.
— Только в Парфии, да и там он сильно искажен, — ответила Дейрдре. — А я занимаюсь классической филологией. Саоранн Синит ап Сеорн — мой дядя, и он попросил меня, если удастся, поговорить с вами. В Афаллоне мало кто знает язык Аттики.
— Что ж… — Эверард невольно улыбнулся, — я очень признателен вашему дяде.
Она посерьезнела.
— Откуда вы? И как вышло, что из всех существующих языков вы знаете только греческий?
— Я знаю и латынь.
— Латынь? — Она нахмурилась. — Это ведь язык римлян? Боюсь, здесь о нем почти никто не знает.
— Греческого достаточно, — твердо сказал Эверард.
— Но вы так и не ответили, откуда вы? — настойчиво повторила девушка.
Эверард пожал плечами.
— С нами тут обошлись не очень любезно…
— Мне очень жаль. — Она казалась искренней. — Но люди сейчас так взвинчены… Особенно при нынешней международной обстановке. И когда вы появились прямо из воздуха…
Эверард кивнул. Международная обстановка? Знакомые слова, хотя и не очень приятные.
— Что вы имеете в виду? — спросил он.
— Разве вы не знаете? Вот-вот начнется война между Хай Бразил и Хиндураджем, мы беспокоимся о последствиях. Когда воюют великие державы…
— Великие? Но, если судить по карте, Афаллон тоже не очень мал.
— Силы нашей конфедерации подорваны еще двести лет назад в изнурительной войне с Литторном. Из-за бесконечных разногласий штатов невозможно выработать единую политику… — Дейрдре посмотрела ему в глаза.
— Почему вы этого не знаете?
Эверард проглотил комок.
— Мы из другого мира.
— Что?
— Из другого мира. Наша планета (нет, по-гречески это «странник»)… Наше небесное тело вращается вокруг Сириуса. Так мы называем одну звезду…
— Но… что вы имеете в виду? Мир, связанный со звездой?
— Неужели вы не знаете? Звезды — это такие же солнца.
Дейрдре отшатнулась, сделав пальцем какой-то знак.
— Великий Ваал, охрани нас, — прошептала она. — Или вы безумцы, или… Звезды прикреплены к хрустальной сфере.
«Нет!»
— Какие блуждающие звезды вам известны? — медленно спросил Эверард. — Марс, Венера и…
— Этих названий я не знаю. Если вы говорите о Молохе, Ашторет и других, это, конечно, миры вроде нашего, и они также связаны с Солнцем… На одном обитают души мертвых, другой населен ведьмами, третий…