Дейрдре глубоко вздохнула:
— Ну что же, — сказала она. — Я не буду всю жизнь лить слезы. Да пошлет Ваал моему народу, там, дома, счастье и благополучие.
— Так оно и будет, — сказал Эверард.
Больше он ничего сделать не мог. Сейчас ему хотелось только одного: спать. Пусть ван Саравак скажет все, что надо сказать, и пусть награда достанется ему.
Эверард кивнул товарищу.
— Пожалуй, я пойду лягу, Пит, — сказал он. — А ты останься.
Венерианин взял девушку за руку. Эверард медленно пошел к себе в комнату.
Когда Соломон note 18 был на вершине славы, а Храм note 19 еще только строился, Мэнс Эверард прибыл в пурпурный город Тир. И почти сразу его жизнь подверглась опасности.
Само по себе это не имело большого значения. Агент Патруля Времени должен быть готов к такому повороту судьбы — особенно если он или она обладает божественным статусом агента-оперативника. Те, кого искал Эверард, могли разрушить весь реально существующий мир, и он прибыл, чтобы помочь спасти его.
Было уже за полдень, когда корабль, который вез его в 950 году до Рождества Христова, подошел к месту назначения. Погода стояла теплая, почти безветренная. Убрав парус, судно двигалось на веслах под скрип уключин, плеск воды и барабанный бой старшины, который расположился неподалеку от орудовавших сдвоенным рулевым веслом матросов. Омывавшие широкий семидесятифутовый корпус волны, журча и отбрасывая голубые блики, образовывали небольшие водовороты. Ослепительный блеск, исходивший от воды чуть далее, не давал как следует разглядеть другие корабли. А их было множество — от стройных боевых судов до похожих на корыта шлюпок. Большинство из них принадлежали Финикии, многие пришли из иных городов-государств этого сообщества, но хватало и чужеземных — филистимлянских, ассирийских, ахейских или даже из более отдаленных краев: в Тир стекались торговцы со всего изведанного мира.
— Итак, Эборикс, — добродушно сказал капитан Маго, — перед вами Царица Моря. Все так, как я вам рассказывал, не правда ли? Что вы думаете о моем городе?
Вместе со своим пассажиром он стоял на носу судна — прямо за вырезанным из дерева украшением в виде рыбьих хвостов, которые поднимались вверх и изгибались назад, по направлению к такому же украшению на корме. К этому украшению и к решетчатому ограждению, идущему по обоим бортам корабля, был привязан глиняный кувшин размером с человека, почти полный масла: никакой нужды успокаивать волны не возникло, и путешествие из Сицилии завершилось так же спокойно, как и началось.
Эверард смерил капитана взглядом. Типичный финикиец — стройный, смуглый, с ястребиным носом, крупные и слегка раскосые глаза, высокие скулы; он носил красно-желтый халат, остроконечную шляпу и сандалии, лицо украшала аккуратная борода. Патрульный заметно превосходил его ростом. Поскольку он обратил бы на себя внимание независимо от того, какую маску наденет, Эверард выбрал роль кельта из центральной Европы: короткие штаны, туника, бронзовый меч и свисающие усы.
— В самом деле, вид великолепный, — дипломатично ответил он с сильным акцентом. Гипнопедическое обучение, которому он подвергся в своей родной Америке в верхней части временной шкалы, могло сделать его пунический язык вообще безупречным, однако это не увязалось бы с образом, и он решил, что достаточно будет говорить бегло. — Я бы сказал, даже устрашающий для простого обитателя лесной глуши.
Его взгляд вновь устремился вперед. Поистине, Тир впечатлял не меньше, чем Нью-Йорк, — а может, и больше, если вспомнить, сколь много и за какой короткий срок удалось совершить царю Хираму с помощью одних лишь средств Железного века, который и начаться-то толком не успел.
Справа по борту поднимались рыжевато-коричневые Ливанские горы, лишь кое-где зеленели фруктовые сады и перелески да ютились деревушки. Пейзаж был богаче и привлекательней того, которым Эверард любовался в будущем — еще до вступления в Патруль.
Усу, старый город, тянулся вдоль всего берега. Если бы не размеры, это было бы типичное восточное селение: кварталы глинобитных построек с плоскими крышами, узкие извилистые улицы и лишь кое-где яркие фасады, указывающие на храм или дворец. Зубчатые стены и башни окружали Усу с трех сторон. Выстроившиеся вдоль пристаней склады с воротами в проходах между ними казались сплошной стеной и могли служить, видимо, оборонительными сооружениями. С высот за пределами видимости Эверарда в город спускался акведук.
Новый город, собственно Тир (или, как называли его местные жители, Сор — «Скала»), располагался на острове, отстоящем от берега на полмили. Точнее, он размещался поначалу на двух шхерах, а затем жители застроили пространство между ними и вокруг них. Позднее они прорыли сквозной канал с севера на юг и соорудили пристани и волнорезы, превратив весь этот район в превосходную гавань. Благодаря растущему населению и бурной торговле, здесь становилось все теснее, и строения начали карабкаться вверх — ярус за ярусом, — пока не выросли над сторожевыми стенами, как маленькие небоскребы. Кирпичные дома встречались реже, чем дома из камня и кедровой древесины. Там, где использовали глину и штукатурку, здания украшали фрески и мозаичные покрытия. На восточной стороне Эверард заметил гигантское величественное здание, построенное царем не для себя, а для городских нужд.
Корабль Маго направлялся во внешний, или южный, порт — как он говорил, в Египетскую гавань. На пирсах царила суматоха: все что-то загружали и разгружали, приносили и относили, чинили, снаряжали, торговались, спорили, кричали, но несмотря на хаос и суету делали свое дело. Гигантского роста грузчики, погонщики ослов и другие работники, как и моряки на загроможденной грузами палубе корабля, носили лишь набедренные повязки или выгоревшие, залатанные халаты. Однако взгляд то и дело натыкался на более яркие одежды, что выделялись в толпе благодаря производимым здесь же роскошным краскам. Среди мужчин изредка мелькали женщины, и предварительная подготовка Эверарда позволила ему заключить, что отнюдь не все они шлюхи. До его ушей доносились портовые звуки — говор, смех, возгласы, крики ослов, ржание лошадей, удары ног и копыт, стук молота, скрип колес и кранов, струнная музыка. Жизнь, как говорится, била ключом.
Но на костюмированную сцену из какого-нибудь там фильма вроде «Арабских ночей» это совсем не походило. Он уже видел искалеченных, слепых, истощенных попрошаек и заметил, как плеть подстегнула плетущегося слишком медленно раба. Вьючным животным приходилось и того хуже. От запахов Древнего Востока к горлу подкатила тошнота — пахло дымом, пометом, отбросами, потом, а также дегтем, пряностями и жареным мясом. Эту смесь дополняло зловоние красилен и мусорных куч на материке, но, двигаясь вдоль берега и разбивая каждую ночь лагерь, он успел привыкнуть к зловонию.