— Знаю, как ты не любишь, — усмехнулся хан. — Может, они тоже подмогу ждут?
— Вряд ли. Если у них умный воевода, они не станут рисковать всем войском.
В подтверждение слов князя, центр ирхонского строя развернулся и потрусил прочь, словно заманивая хазар преследовать себя. У одного из воевод улусной дружины сдали нервы, и вся его полусотня вдруг помчалась вниз в лощину. Следом за ней двинулись с места еще двести или триста всадников.
— Стоять! Всем стоять! Назад! — закричал не своим голосом Рыбья Кровь.
Две ватаги арсов бросились на перехват и остановили последователей неразумной дружины. Да и сами выскочки-храбрецы, проскакав сотню шагов, стали придерживать лошадей, видя, что никто за ними не последовал. Достигнув середины лощины, они остановились и, потоптавшись на месте, поскакали назад. Внешне это тоже выглядело как приглашение преследовать их. Выждав еще какое-то время, ирхоны окончательно стали отступать.
— А не развернутся они на нас с другого бока? — заволновался Сатыр.
— Если ты дашь мне второй полк, не развернутся, — уверенно произнес Дарник.
Предпринятые действия, вызвавшие отступление воинственного противника, произвели более сильное впечатление на хазарскую орду, чем открытая схватка. В битве главным оказалась бы храбрость воинов, а вот в таком выдержанном стоянии — искусство главного воеводы. Особую славу липовскому князю пели старики и женщины — ведь удалось избежать потерь стольких сыновей, мужей и отцов. Правда, кое-где среди хазарских воевод ползли слухи, что князь сам оробел, но их никто не слушал — все понимали, что это в злопыхателях говорит простая зависть.
Получив еще две тысячи воинов, Дарник передал их Сеченю. Теперь в его распоряжении было два полноценных полка, которыми он мог командовать как угодно. Испытав большое удовлетворение от своих бескровных маневров, он решил и впредь по возможности действовать так же. О своей личной отместке ирхонам пока не думал, не сомневаясь, что рано или поздно для этого представится отдельный удобный случай.
Дальние разъезды дозорных внимательно следили за войском противника. К счастью, оно отступало единой массой, не пытаясь разделиться, чтобы атаковать хазар с разных сторон.
— Они нас заманивают туда, где находятся их главные силы, — убежден был Сатыр.
— Что такое их главные силы по сравнению с твоим тридцатитысячным войском? — успокаивал хана Рыбья Кровь.
— Ты ничего не понимаешь. Моя орда не воевала уже двадцать лет.
— Как это не воевала двадцать лет?! — Князь не скрывал неподдельного изумления.
— Разве ты сам не видел, что мы уже пятьдесят лет воюем чужими руками?
— А как же казненные тарханы?
— Потому и казненные, что воевать разучились.
Для Дарника признание Сатыра явилось настоящим откровением. Как и все словене, он знал, что хазары любят использовать чужие, в том числе и словенские дружины для «выбивания» из других племен и народов хазарской дани. Но был всегда уверен, что и собственных воинов в Хазарии предостаточно, мол, «выбивают» дань где-нибудь в южных горах или в заитильских степях. Вдруг понятна стала неуклюжесть всех прибывающих к нему улусных сотен: они просто никогда не воевали!! А правильно: зачем? Когда завоевывали собственную землю, были действительно грозными воинами. Потом двести лет спокойно пасли свои стада, оплачивая подати кагану, и нужда в постоянном кровопролитии постепенно отпала. Так же как в словенских селищах, малая часть пастухов уходила в хазарское войско, но основная их масса оставалась в родовых юртах.
— Так какого лешего!.. — не на шутку разъярился князь. — Все! Или ты даешь мне над твоим войском полную власть, или я со своими липовцами просто ухожу отсюда!
— Если народ будет недоволен твоей властью, он уберет и тебя и меня, — Сатыр хотел предостеречь Дарника от опрометчивого самоуправства.
— Вот уж за то, что точно не уберет ни меня, ни тебя, можешь быть спокоен, — заверил его Рыбья Кровь. — Сейчас в окружении сильного врага убирать того, кто должен их спасти, — да не сумасшедший же у тебя народ!
Получив от хана молчаливое согласие на свободу действий, князь уже больше не церемонился. Место благостных скачек и стрельбы из луков с этого дня заняли суровые рукопашные схватки на мечах, булавах, клевцах и лепестковых копьях. По липовскому образцу оба полка поделили на хоругви, а сотни на пять ватаг, всем новичкам и их коням тоже повязали на шеи особые ленты различия, и без разрешения вожака ни один из них не мог даже ненадолго удалиться из ватаги. На двести ватаг хватало лишь половины липовцев, остальных вожаков назначали из десятских и сотских хазар, прошедших прежде хоть какую-то войсковую службу. О всех родовых и семейных симпатиях и антипатиях, так же как и отлучках к молодым женам, было забыто.
— Все вернетесь к своим семьям через год, не раньше, — решительно заявил Дарник хазарским воеводам.
Впрочем, эта усиленная подготовка почти не сказывалась на самих войсковых действиях. Два передовых полка продолжали преследовать ирхонское войско, а следом за ними двигалась и вся орда.
— Старайся как можно чаще перемещать с места на место и останавливать свои хоругви, — поучал князь Сеченя. — Пусть ирхоны думают, что в наших руках хорошо обученные воины.
— А если они все же попробуют испытать нас мечом?
— Бей тогда всей силой. Все свое войско они в бой вряд ли рискнут вводить. И вот еще что, попробуй окружить дозорный разъезд ирхонов, дай пастухам (между собой они уже называли хазар только так) хоть раз победить, да не стрельбой из луков, а пиками и мечами.
Однако первыми столкнуться с ирхонами пришлось эктейско-дарникскому полку. Дарник с ватагой арсов занимался в чистом поле с двумя сотнями пастухов учебной сшибкой, когда всадники обеих сотен на полном скаку проносились сквозь строй друг друга, не столько сами приучаясь, сколько коней приучая к этой опасной скачке. И вдруг из-за небольшой рощицы ракитника показался отряд в полусотню ирхонов. Пастухи как раз разъехались перед новой сшибкой. Так что ирхонам видна была лишь одна их сотня, причем наполовину сошедшая с седел — хазары поправляли доспехи или просто оглаживали-успокаивали коней.
Соблазн попугать, а то и рассеять застигнутого врасплох противника был велик, и ирхоны понеслись на сотню в полный мах, грозно потрясая сулицами и булавами и разворачиваясь в широкую линию. Когда заметили вторую сотню, часть нападавших стала притормаживать, отчего весь их наступательный строй сбился и смешался.
— Пики вперед! — крикнул по-хазарски Рыбья Кровь, как только что командовал при сшибке.
Пастухи даже не успели испугаться, многие, как потом выяснилось, подумали, что хитрый князь придумал им какое-то новое упражнение с «третьей», до этого скрытой сотней, и послушно выполнили приказ. Второй сотней командовали вожаки из арсов, те сразу сообразили, что к чему, и тоже направили своих пастухов в тыл и во фланг ирхонам. Последние, сообразив, что попали в ловушку, стали выворачивать в сторону, чтобы ускользнуть от хазарских клещей, и двум десяткам ирхонам действительно удалось ускакать невредимыми. Зато тридцать или сорок их товарищей были в считаные мгновения настигнуты, смяты и опрокинуты.