— Город, он и есть город, — успокаивающе твердил Фемел.
— У нас в Корояке еще и побольше свар и ругани, — добавляла Всеслава. — И никто от этого в лес не бежит, а только больше в город стремятся.
Дарник во всех недобрых переменах винил, прежде всего, самого себя: ведь это он заполнил Липов пришлым людом, заставил половину города работать на свои войсковые нужды, лишил многие семьи сыновей-кормильцев. Поэтому при вынесении любых решений почти всегда становился на сторону липовских людинов. И разнообразия в этих делах случалось теперь гораздо больше, чем повторяемости.
То пожалует целое селище погорельцев-лесовиков, которое нужно куда-то приткнуть, то разбогатевший меняла начнет выкупать в Засечном круге дворища и пускать их втридорога, то случится драка из-за лучшего места на торжище. Даже простые войсковые дела, и те порой донимали Молодого Хозяина своими каверзами. Вдруг выяснилось, что все оружейницы переполнены и в большом количестве нового оружия нужды нет и мастера просят разрешить им продавать оружие и доспехи за пределы княжества. А как разрешать, когда он даже лучшим воинам не позволял вывозить в Корояк или Остер честно заслуженные трофейные мечи и луки? Или вспыхнувшие ссоры вожаков и сотских дальних и ближних веж за право чаще наведываться в Липов? А раз воеводы ссорятся, то и рядовым гридям не зазорно на кулаках выяснять отношения друг с другом. Навести здесь должный порядок мешал непостоянный состав самого войска: к лету оно вдвое расширялось, к зиме сужалось, и справедливо распределить на всех служебные тяготы было невозможно.
— А ты раздели княжество на войсковые фемы, как у нас в Романии, — посоветовал Фемел.
И в преддверии нового летнего похода Рыбья Кровь разделил княжество на пять воеводств: Липовское, Перегудское, Толочское, Булгарское и Турусское. Каждое из них само должно было решать, кого и на какое время посылать в Липов, как нести свою охранную службу, как и на что распределять княжеское довольствие.
— А не будут ли они ловчить с казной и припасами? — беспокоился Дарник.
— Конечно, будут, — уверенно отвечал ромей. — Зато все вокруг займутся нужным делом: воеводы начнут воровать, доносчики писать жалобы, а ты, князь, всех их судить. Уже никто не скажет, что ты им нужен только для охраны, с азартом будут следить, как ты со своим ворьем управляешься.
— Не проще ли тогда все считать и отправлять отсюда?
— Год назад было проще, а сейчас нет. Сейчас твои бывшие ополченцы и бойники уже не тот бесправный сброд, что прежде. У многих семьи, хозяйство, и за каждой мелочью обращаться в Липов им все больше в тягость. Пускай все сами на месте и решают.
— А как же я тогда вытребую с них то войско и те подати, что мне нужны?
— С податями тебя, конечно, подурачат, — не скрывал тиун. — А на войско рассчитывай. Где еще мужчинам распустить свои петушиные хвосты, как не на хорошей драке? В обносках ходить будут, а меч украсят самыми дорогими камнями.
Прибытие перед самым ледоходом сменных дружин из Перегуда и Туруса подтвердило правоту Фемела. Две сотни семейных гридей, их расселение и устройство порядком взбаламутили рутинную липовскую жизнь. Причем основной удар по всеобщему спокойствию нанесли жены гридей. Вчерашние рабыни, иноплеменницы и чужестранки, они не испытывали ни малейшего стеснения и с первого же дня стали яростно бороться за свое место под столичным солнцем. Липовчанки тотчас приняли их вызов, и весь город расцветился лучшими женскими нарядами и украшениями, с лиц молодок и хозяек постарше исчезли скука и озабоченность — у всех лишь бойкость и горделивость собой. Не отставали и сами пришлые гриди — тоже вовсю выказывали избыток сил и умений, стараясь хоть в чем-то утереть нос зажиревшим городским людинам. Особенно отличались турусцы, победители тарначской осады. Чтобы избежать княжеского суда за пролитие крови, повадились повсюду ходить с тонкими палками: убить или нанести увечья ими было трудно, зато доказать собственную ловкость — за милую душу! Понятно, что местные молодцы тоже не оставались в долгу.
«Скорее в поход уводи всех этих головорезов!» — ширился общий вопль липовчан.
Но Дарник идти в поход не собирался: во-первых, после победы над кутигурами заниматься более мелкими стычками было почти бесчестьем, во-вторых, он, наконец, нащупал дело, которым ему следовало впредь заниматься. По последнему зимнику в Липов из Казгара добрался караван персидских купцов на двадцати санях. Если для горожан их приезд явился лишь полезной и развлекательной диковинкой, то Рыбья Кровь рассмотрел в этом знак Божественного провидения.
Сколько раз он говорил своим приближенным, что хочет завести хорошие, безопасные дороги, по которым могли бы перемещаться не только вооруженные дружины, но и простые одиночные путники. Советники согласно кивали головами, но про себя считали это княжеской блажью. Ну какие могут быть у Липова, зажатого между Короякским и Остерским княжествами, безопасные дороги? Двадцать верст в одну сторону, сорок в другую. Им что же, у этих княжеств отвоевывать дороги нужно? Единственная длинная дорога имелась с севера на юг: из Перегуда, через Северск и Липов на пограничный Турус, да и то пролегала не по земле, а по речной глади. И пока что торговля здесь была самая ничтожная. Новая дорога на Казгар тоже рассматривалась как княжеское баловство — и вдруг через нее в Липов прибыли настоящие заморские купцы, которых ни в Гребне, ни даже в Айдаре сроду не видели!
— Вот видишь, — довольно заметил в этот день Дарник жене, — мы теперь сами можем свободно и в Персию, и в Булгарию ездить. Тот же шелк в пять раз дешевле будет, чем из Романии. В поход хорунжих пошлю, пусть они себе славу добывают. Надо на Казгарской дороге не пять веж, а десять городищ поставить.
— А казны хватит? — нахмурила бровки обрадованная было Всеслава.
— В том-то и дело, что уже хватит!
Тут и обнаружилось, что даже самовластный и твердый в своих решениях князь не в силах собой до конца располагать.
— А скажи: куда и зачем в поход нам одним идти? — вопрошали хорунжие.
— Ни с кем, кроме князя, мы никуда не пойдем! — заявили гриди и бойники.
Купцы, и те были недовольны:
— Если Рыбья Кровь не будет каждый год устрашать всех вокруг, то и с нами никто считаться как прежде не будет.
Добили же Дарника матери литовских десятских и вожаков, явившиеся к нему с плачем и стенаниями:
— Да не посылай ты, княже, одних наших чад неразумных! Никто назад живым не вернется. Только с тобой им и можно идти, больше ни с кем!
Молодой Хозяин два дня думал, а потом объявил:
— Хорошо, будь по-вашему. Только мне надоело лошадиные копыта сбивать, хочу по реке плыть, — чем обрадовал одну половину войска и смутил другую.
Да и то сказать, три года строили-строили лодии, пора бы уже и в ход их как следует пустить. Не взятый хазарский Калач куда как соблазнительная цель, а против двойного приступа с суши и с воды наверняка не устоит.