— Ну и выпусти, — разрешил Молодой Хозяин.

— Так они тут же начнут сами грабить.

Князь призадумался.

— Тогда сам становись тиуном тюрьмы и корми их. И это не шутка, а приказ.

— Вот влип! — под хохот своих ватажников схватился за голову Корней.

Лишь поздно вечером Дарник вспомнил про стратигиссу. Жилище, в которое ее поместили, оказалось действительно вполне пристойным: второй ярус, окна на пристань, большие, нарядные комнаты, примыкающие одна к другой, и даже крытый деревянный балкон, каким он любовался в Талесе. Лидия находилась в самой дальней комнате, где у стены стояло широкое спальное ложе за прозрачными занавесками. Имелся здесь и маленький столик с двумя высокими стульями. Служанок предусмотрительные арсы куда-то удалили. Увидев все это, Дарник понял, что тоже влип, — невозможно никому будет объяснить, почему он не хочет на правах победителя разделить ложе с красивой молодой пленницей.

Лидия гордо молчала, сидя на одном из стульев, князь тоже не спешил что-либо говорить. Десятский арсов, решив, что все в порядке, вышел из спальни, закрыв за собой дверь. Окна вместо стекол тоже были затянуты легкой кисеей, сквозь которую в спальню врывался свежий вечерний бриз.

Рыбья Кровь сел на второй стул и спокойно рассматривал стратигиссу, дожидаясь, когда она первой заговорит.

— Каждый час в Дикее приближает вашу погибель. Это хоть понятно предводителю пиратов? Почему вы не уплываете? Утром будет поздно.

— А другое что спросить не хочешь? — Меньше всего ему хотелось обсуждать с ней свои планы.

— Тебе сказали, что я стратигисса. Так вот я еще и порфирородная, если ты только знаешь, что это значит.

— Тот, кто родился во дворце в Порфире и кто выше даже базилевса, если тот сам не родился в Порфире, — сказал Дарник что знал.

— Удивительно, какими ныне просвещенными стали предводители пиратов, — похвалила Лидия. — Кто твои родители?

— У меня, как у всех достойных князей, два рассказа о родителях. По одному, я сын простых смердов. По второму, мой отец из рода русских каганов. Выбирай, какой хочешь.

Она глянула на него чуть озадаченно — к дарникскому излюбленному насмешливому тону нужно было сперва как следует привыкнуть.

— Я могла бы спасти всех вас… — начала она.

Рыбья Кровь молча ждал, что она скажет дальше.

— Если я замолвлю перед мужем свое слово, то, вас могут и не казнить. Вам выделят землю и поселят на плоскогорье, там не так жарко, как здесь, и зимой лежит снег. За это вы будете верно служить в наших союзный войсках.

— А женщин нам дадут? — невинно поинтересовался князь.

— Женщин? У нас есть много словенских поселений, там и сосватаете.

— А то, что мы в Дикее награбили, можно будет оставить себе?

— Не знаю. — Лидия вдруг пристально посмотрела на него, видимо, поняв, что он над ней издевается. — Если я буду ночевать здесь, пусть принесут новое чистое белье.

Дарник распорядился, и Корней с рабынями принесли стопку чистого постельного белья. Застлав постель, рабыни вместе с шутом удалились. Лидия молчала, князь терпеливо ждал, что будет дальше. За окном быстро смеркалось. Слышны были голоса гридей, устраивающихся на ночлег в соседних домах, изредка раздавалось конское ржание, собачий лай, ослиный рев.

До порфирородной стратигиссы стало потихоньку доходить, что князь из спальни уходить не собирается, но напрямую спросить она не решалась. Дарник решил, что пора было сбить с пленницы спесь, он поднялся и стал снимать доспехи.

— Что ты собираешься делать? — совсем по-простому вскричала она.

— Ты не обидишься, если я сегодня совсем не буду покушаться на твою честь? Понимаешь, у нас, предводителей пиратов, принято первыми овладевать самой красивой из захваченных женщин. Если я просто отсюда уйду, воины потребуют своей доли простого мужского счастья. Говори, уходить мне или нет?

Остолбенев, Лидия не произносила ни слова.

— Только прошу тебя, утром сделай вид, что я тобой действительно овладел, иначе все будут смеяться, — говоря так, он задул масляную лампу, разделся до подштанников и нырнул в шелковые простыни, подложив под бок свое оружие и деликатно оставив для пленницы свободной половину спального ложа.

Ночью Дарник несколько раз просыпался, видел дремлющую за столиком Лидию и снова засыпал. Утром же обнаружил стратигиссу лежащей в одежде на самом краешке постели. Довольно усмехнулся и, прихватив доспехи и оружие, тихо вышел за дверь.

9

Предстояло главное: раздел добычи и женщин. С добычей на первый взгляд было просто: коль скоро число моричей от остального войска составляло одну восьмую часть, то и отделить им присудили такую же часть добычи. Разногласия возникли как именно что оценивать. Понадобились доверенные люди от арсов и от моричей, которые всему разнообразию награбленного добра назначали согласованную цену, а затем уже все записывали и делили.

Князю досталась более трудная задача: женщины. Когда происходило сражение и воинов было мало, тогда все они выстраивались на следующий день в очередь по боевым заслугам и сами выходили и выбирали ту или другую пленницу из общей группы. Важно было, чтобы обязательно прошла ночь и еще какое-то дневное время, дабы пленницы немного смирились со своей участью и сумели чуть-чуть присмотреться к возможным будущим хозяевам. Именно такой подход давал потом образоваться крепким семьям всем вернувшимся с покладистыми наложницами липовцам.

Сейчас же ни у кого боевых заслуг не имелось, да и слишком всех воинов было много, поэтому Рыбья Кровь решил поступить иначе:

— Сначала мы всех пленниц продадим, а потом полученную казну разделим как добычу.

— А кто покупать будет? Мы сами, что ли? — недовольно загудели многие и липовцы, и моричи.

— А вот они. — Дарник указал на пока еще небольшую толпу дикейцев.

За сутки половина жителей покинула город, а половина осталась сидеть за закрытыми ставнями. Увидев, что словене порядком утихомирились, часть из них, одевшись в самую бедную одежду, выползла на улицы. В основном это были родственники захваченных женщин. Едва пленниц вывели на пристань, раздался их громкий плач и стенания.

Князь шепнул слово Корнею, и тот вывел на каменную тумбу самую богато одетую дикейку:

— Десять милиарисиев. Кто больше?..

— Одиннадцать, — произнес один из моричей.

— Двадцать! — крикнули из толпы…

Через несколько минут цена поднялась до ста пятидесяти милиарисиев, и пленницу собрались увести с собой счастливые родители.

— Э, нет! — запротестовали, звеня оружием, моричи. — Нам самим такие бабы нужны! Мы их мечом добыли, они наши по праву!

— Кто ее захватил? — громко вызвал Дарник.