— Ты прав, и те, кто считает так же, тоже правы. Всех же остальных, самых глупых, воинов я приглашаю завтра утром присоединиться ко мне на второй версте Короякской дороги.
Рыбья Кровь с трудом сдерживал раздражение: меньше всего ему сейчас хотелось воевать, но поход надо было довести до конца. Чуть позже свое приглашение он повторил и арсам.
— Кроме Липова есть еще и наш Арс, — дружно отвечали те. — Сам говорил, только стыд отличает людей от животных. Если не пойдем, стыд будет жечь нас до смертного часа. Лучше умереть сражаясь, чем так.
Из шестидесяти дружинников-телохранителей, вышедших с князем полтора года назад из Липова, сейчас в строю находилось двадцать два человека. Еще пятеро не излечились от ран, но и те ни за что не хотели оставаться в Айдаре.
— Через месяц сюда придут липовские подводы и заберут вас, — пообещал им Дарник. — В лесной засадной войне вы нам будете лишь в тягость.
Весь вечер арсы собирали по другим ватагам камнеметы и наконечники для стрел и укладывали на повозки и двуколки. Получилось не войско, а целый торговый караван с пятью-шестью всадниками сопровождения.
Рано поутру этот караван вышел из посада Айдара и направился на северо-восток по Короякской дороге. Пройдя версту, они остановились и стали ждать остальных «глупцов». Первой показалась хоругвь Сеченя из семидесяти конных и пеших воинов с пятью повозками.
— Больше всех артачился, а сам поехал? — попрекнул хорунжего князь.
— Я и не говорил, что останусь, — Сечень не выказал ни малейшего смущения.
Вскоре стали подходить и другие отряды. Пришли булгары, черное войско, липовцы двух-трехлетней службы. Всего набралось около двухсот воинов при сотне лошадей, пятнадцати повозках и семи двуколках, наспех переделанных в колесницы с камнеметами. Еще два десятка камнеметов в разобранном виде хранились на повозках. Ну что ж, с Дарником снова было хоть и маленькое, но вполне боеспособное войско. И все же доброй трети воинов липовцы в своих рядах недосчитались.
Последней подошла ватага заспанного Корнея.
— Ну что тебе в такую рань неймется? — упрекал князя, позевывая, тайный страж. — Не все ли равно, разобьем мы этих простодушных гребенцев с утра или после обеда?
— А почему они простодушные? — спрашивал у Корнея под улыбки воевод Рыбья Кровь.
— Им сказали, что ты где-то сгинул на чужбине, они, простаки, и поверили. В другой раз станут верить, только когда им твою отрезанную голову привезут.
— А если моя отрезанная голова вдруг глаза откроет?
— Тогда весь Гребень точно в портки наложит, — под общий смех заключил Корней.
Ободренное такими шутками липовское войско двинулось в путь. На Малый Булгар не сворачивали, шли прямиком на Корояк. Тесть, князь Роган, непременно должен помочь, считал Дарник. Однако на третий день встречные купцы сообщили о скоропостижной смерти короякского князя.
— Кто же теперь вместо него? — с нехорошим предчувствием спросил Рыбья Кровь.
— Сын Рогана, пятнадцатилетний Севид, при нем опекуном его дядя Шелест.
— А что с Липовым?
— Говорят, Алёкма полгорода сжег, а половина еще отбивается, — отвечали купцы.
Это известие заметно воодушевило липовцев. Прикупив в придорожных селищах телег и лошадей, Дарник всех воинов усадил в седло и на повозки и легкой рысью устремился вперед.
Короякский конный дозор встретил их колонну в десяти верстах от города. От него Рыбья Кровь узнал новые подробности осады Липова. Оказалось, рогановское войско почти сразу пошло на выручку княжеской дочери. Часть его до сих пор стоит у стен Липова. Но Всеслава, укрывшись на Войсковом Дворище, сама отказалась выходить к отцовской дружине. Сражаться с гребенцами, которых слишком много, никто из короякцев не захотел, так и стоят в укрепленном стане, ни во что не вмешиваясь.
— Чего же тогда они там ждут? — вопрошал Дарник.
— На случай, если липовцы с княжной сами захотят пробиться из города, — отвечал десятский дозора.
В Корояке прибытие липовского князя вызвало изрядный переполох, никто не понимал, откуда он явился и как себя с ним вести. Последнее, что о нем слышали, это о сожженных ромейским огнем лодиях в Дикее и то, что его войско направили куда-то в южные моря. А вот он сам, жив-здоров, с печатью суровой бывалости на лице. Любопытство вызывали не столько воины, сколько их жены: ромейки и болгарки. Рыбья Кровь приказал Корнею распустить слух, что основная часть войска идет непроходимыми лесами, и в это все сразу поверили, сколько бы сами липовцы-походники ни утверждали, что понесли большие потери от ирхонов и здесь все их войско. Зная дарникскую воинскую изворотливость, короякцы наперебой гадали и до драки спорили, какую именно хитрость на этот раз применит их бывший выкормыш, чтобы победить гребенского Алёкму.
На княжеском дворе Дарника приняли с большой настороженностью. Юный Севид сидел в окружении воевод и тиунов с розовыми пятнами на щеках от волнения и, чуть склонившись на сторону, слушал шепот своего опекуна. «Неужели и я так выглядел здесь пять лет назад перед судом Рогана?» — изумленно думал Дарник.
Шелест торжествующим и злым взглядом искал его глаза. Но Рыбья Кровь, чтобы еще больше раззадорить злопамятного князя, специально смотрел только на княжича, как бы всех остальных относя к рядовым дворовым людям. Не слишком на что-то рассчитывая, Дарник попросил Севида оказать ему помощь воинами, лошадьми или хотя бы лошадиными доспехами.
— Князь Алёкма женат на моей двоюродной сестре, поэтому ни воинами, ни военным снаряжением мы помогать тебе не можем, — под диктовку Шелеста произнес княжич. — Такие междоусобия может судить только каган.
— А двадцать мешков зерна и десять бочек солонины — это тоже военное снаряжение? — с плохо скрытой насмешливостью поинтересовался Дарник.
Княжич вопросительно глянул на опекуна. Тот утвердительно кивнул.
— Эта помощь тебе будет оказана, — торопливо проговорил Севид.
Когда, уходили с княжеского двора, Сечень предложил:
— А если ударить в вечевой колокол и попросить воинов у города? Только ты должен сказать им что-то очень сильное.
Дарник чуть подумал:
— Не надо. Всем и так все ясно. Если бы кто хотел, тот сам пошел бы с нами.
— А если у них перед носом золотыми солидами позвенеть? — настаивал хорунжий.
— Наемники нанимают наемников! Не будем срамиться. Теперь наши главные союзники лес и ночь.
При выходе из Корояка недосчитались двух десятков воинов — кто-то сильно загулял, кто-то просто предпочел уклониться от слишком рискованного столкновения с гребенцами.
— Бойники надеялись, что короякцы нам помогут, — объяснил недостачу воинов Сечень. — Но когда все вокруг не верят в наше дело, то многие из своих тоже робеть начинают. Ты бы к ним хоть с ободряющим словом обратился, что ли?