Киеви улыбнулся:
– Вот они. Нашел. Ух ты, да это «великолепный защитник», система «Чипат». Отличная модель.
– Надеюсь, он нам не понадобятся, – я включил зажигание, заводя основной двигатель и подавая питание на репульсоры. Затем я обратился по интеркому к пассажирам, стараясь говорить как можно более спокойным голосом:
– Мы отправляемся в путь. Расслабьтесь, пристегнитесь, и вы ничего не почувствуете.
Нажав кнопку коммуникатора, я попытался подать сигнал бедствия, но в наушниках раздалось жуткое завывание.
– Они глушат нас по всем каналам, – я врубил фильтр подавления помех, и вой стих.
Киеви округлил глаза:
– Значит, мы не можем вызвать помощь?
– Не-а, нам самим надо выбираться из этой передряги. Ведь если бы помощь была где-то рядом, то Тавиры здесь уже не было бы. Тот факт, что она здесь, означал одно: помощи ждать было неоткуда.
В кокпит вошла Анниссия и села, пристегнув ремни, в откидное кресло, которое пару минут назад предлагала мне.
– Все уселись и пристегнулись.
– Отлично, – я на секунду задумался, концентрируясь, затем кивнул: – Киеви, первый курс.
– Курс два-два-три, угол три-один-пять.
– Вас понял. Подать мощность на щиты.
– Щиты работают на полную мощность.
– Анниссия, не могла бы ты включить сканограф? Я хочу собрать как можно больше информации, пока мы не улетели отсюда.
Я положил руки на рычаг управления и бросил взгляд на «Возмутительный».
– Поехали!
Дав малый вперед, я потянул рычаг на себя, задирая нос. Когда под нами пронеслась «Палитра», я нажал на кнопку раскрытия крыльев. Если на «Возмутительном» не заподозрили неладного, когда мы включили дефлекторы, то когда я начал выпускать крылья, они сразу же всполошились. Бросив взгляд на тактический экран, я увидел, как от патруля отделились три «ТРИады» и направились к нам.
Щелкнули фиксаторы крыльев, и я врубил полный вперед, и, начав тангаж, бросил корабль вниз.
Коммуникатор щелкнул, помехи исчезли, и на аварийной частоте послышалось:
– Челнок «Тинта-Синий», это «Возмутительный». Остановитесь сейчас же, и вы не будете уничтожены.
Киеви уставился на меня, застыв от ужаса.
– Может, вы что-нибудь им ответите, – робко заикнулся он.
Я жестом указал на гарнитуру коммуникатора, болтавшуюся перед Киеви.
– Сам с ними разговаривай.
– Я?!
– Мне некогда, – я завертел челнок в «бочке» и потянул рычаг управления на себя, выводя корабль из пике. Нам наперерез бросился какой-то старый кореллианский корвет, и вокруг нас один за другим стали вспыхивать красные облака. Вот мимо пронеслись два синих ионных разряда, так что пришлось хвататься за ручку управления и заваливать челнок на правый борт, уводя его с курса, которым мы летели. Проделав «быструю бочку», я вернул челнок в нормальное положение, ненадолго поднял нос и тут же оттолкнул рычаг управления от себя.
В результате всех этих выкрутасов «Возмутительный» оказался прямо перед нами, заполонив весь экран внешнего обзора. Тяжелые турболазеры корабля стали разворачиваться, пытаясь достать нас, но мы уже подлетели настолько близко к кораблю, что расположенным на его бортах батареям было сложно нацелиться на нас. Более того, из-за иллюминации, которую они устроили вокруг нас, когтистые истребители немного поотстали.
Киеви нацепил гарнитуру.
– «Возмутительный», это «Тинта-Синий b7».
– Очаровательно, – пробормотал я себе под нос. – Еще спроси их, благородные ли у них намерения.
Он пожал плечами:
– У вас благородные намерения?
– «Тинта-синий» вам жить надоело или вы с ума сошли?
Киеви удивленно вскинул брови:
– Вам не кажется, что это риторический вопрос?
Булькающие звуки внезапно подавившегося чем-то офицера связи с «Возмутительного» заставили меня улыбнуться:
– Так держать Киеви, пусть задумаются над своим поведением.
Улыбку как рукой стерло с моего лица, когда на частоте зазвучал злой женский голос:
– «Тинта-Синий», это адмирал Тавира. Мы тут не в игры играем.
Я поднял руку, заставляя Киеви заткнуться:
– Извините, адмирал, а мы играем. Догони, если сможешь, – я хлопнул по кнопке отключения коммуникатора, вырубая его, затем выдал «быструю бочку», переворачивая челнок, и мы пролетели под «Возмутительным» брюхом к брюху, едва не задев его. Дернув рычаг управления, я направил челнок прочь от «звездного разрушителя», затем накренил корабль на левый борт, отчего он закрутился в потрясающем танце, и звезды вокруг нас превратились в яркие круги.
Хотя их почти не было видно из-за кроваво-красных разрывов: нас обстреливали из турболазеров.
Киеви прикрыл голову руками, словно точка, где сходились левый и правый борта «Возмутительного», была стеной, в которую мы должны врезаться.
– Нам крышка! – завопил он.
– Как бы не так, – я сбросил скорость, включил реверс ровно на две секунды, затем снова врубил форсаж и продолжил полет вперед. Турболазеры «звездного разрушителя» не успели развернуться вслед за нами, и большинство их выстрелов пролетело мимо. Дефлекторы пару раз вспыхнули, отражая попавшие в нас лазерные лучи, но нам удалось выйти из-под обстрела с неповрежденным корпусом. Когда мы вылетели из-под «Возмутительного», я снова заставил челнок петлять.
– Активируй гипердрайв, когда оторвемся, Киеви.
Малец удивленно уставился на меня:
– А как мы…
– Потом, – я одарил его обнадеживающей улыбкой, и сам немного успокоился. Я обращался с челноком так, словно это был истребитель – пусть огромный, неповоротливый, угловатый, но все же истребитель. Его поведение немного напомнило «костыль» – «Коэнсайр БТЛ-А4», хотя эта махина была еще более неуклюжей. Этот корабль не был слишком элегантен, да он для этого и не предназначался.
Однако этот большой корабль был оснащен большими генераторами дефлекторного поля. Конечно, его щиты не выдержали бы прямого попадания залпа всех орудий «звездного разрушителя», но уловка с переключением реверса позволила мне одурачить канониров «Возмутительного», и в нас попало всего несколько выстрелов, да и то не сразу. Дефлекторы были изрядно потрепаны, но все еще фурычили. У челнока, такого огромного и неповоротливого, было одно несомненное преимущество над истребителем: он мог держать удар.
Киеви потянул на себя рычажок включения гипердрайва, и звезды на пару секунд превратились в длинные полосы, словно мы очутились в тоннеле, затем снова превратились в точки: мы оказались в обычном пространстве.
– Новый курс – один-три-семь, угол ноль-четыре-пять.