На глянцевых, идеального качества фото красовался майор собственной персоной. Голый. Вместе с черноволосой красавицей. Одетой то в милицейский китель, то в одну майорскую фуражку. То вообще ни во что, кроме жадных рук Дмитрия Олеговича. От красавицы пахло полынью, у нее были острые упругие грудки, оливковый цвет кожи и совершенно ненасытный темперамент. И конечно, знакомый сука-фотограф!
Майор застонал. Треснул кулаком по столу. От чего фотографии прыснули разноцветным фейерверком в разные стороны, а из конверта вывалилась бумажка.
Жуковский подобрал записку, развернул и, прочитав, присосался к бутылке снова. Прямо к горлышку.
На бумажке была напечатана сумма и обозначение валюты. Буковка S, вертикально перечеркнутая сверху вниз двумя палочками. И еще почтовые адреса. Домашний Жуковского и всех его трех любовниц, которые, естественно, о существовании друг друга не знали или не хотели знать.
А также номер счета, на который следовало указанную сумму перечислить.
Таких денег у Дмитрия Олеговича не было отродясь. И на день получки, назначенный на завтра, надеяться не приходилось,
Майор стонал, раскачивался и пил водку.
— Су-у-ка… — Его жизнь начинала казаться чем-то вроде персонального ада.
В другой ситуации он поднял бы своих орлов на дыбы и перелопатил от подвала до чердака всю Москву. Но было даже ежу ясно, что в этом случае фотографии стопроцентно уйдут на почту. Да еще и в кабинет начальства попадут. И пиши пропало…
В таких мучениях прошло два дня.
А на третий день дверь кабинета вежливо приоткрылась, и в нее всунулась слегка небритая, но очень сочувственная физиономия тщедушного армянина.
— Здравствуйте, Дмитрий-джан…
— Чего? — удивленно поднял брови Жуковский. — Вы к кому?
— К вам, Дмитрий Олегович. — И армянин улыбнулся удивительно белозубой улыбкой. — По делу.
— Какому еще делу?! — Надо было отметить, что майор из «лиц кавказской национальности» уважал только актера Кикабидзе. Все остальные у него значились под этикеткой «чернозадые». — Кто пустил?
— Извините, Дмитрий Олегович, — сочувственно произнес гость, просачиваясь в кабинет. — Но мы случайно узнали о том затруднительном положении, в которое вы случайно попали. Более того, мы, я думаю, сможем даже вам кое в чем помочь.
— Что-что? — Жуковский насторожился.
— Вы ведь, конечно, хотели бы знать, кто вас так подставил?
При этих словах майор встал, вытащил из шкафа очередную бутылку, два стакана и отодвинул «гостевой стул».
— Я к водке как-то не очень, — пожаловался армянин, присаживаясь. — Желудок не принимает. А вот коньячок…
Жуковский уже хотел было поинтересоваться у гостя, откуда у скромного майора милиции в кабинете коньячок, но гость лихо вынул из рукава извилистую бутылочку «Арарат-Отборный». Дело становилось все интереснее.
— Прошу вас, Дмитрий-джан.
Янтарная и словно бы густая жидкость наполнила рюмки.
— Кто? — выдохнул Жуковский, опрокинув в себя коньяк. Откуда-то изнутри поднималась плотная волна виноградного хмеля. — Кто?
Гость пил маленькими глотками.
— Это сложный вопрос, Дмитрий Олегович. Можно сказать, деликатный. Мы не сомневаемся в ваших способностях, но ведь эти мерзавцы могут и подстраховаться. Например… выслать фотографии кому-то еще. Или припрятать негативы. Ваши орлы свалятся им на голову, а потом, бац, и компромат неожиданно всплывает. Есть другой вариант развития событий.
— Какой? — спросил Жуковский, но потом спохватился. — А твоя какая радость в этом деле?
— Это сложный вопрос, Дмитрий Олегович. Скажем так, у нас тоже есть счет к господину, который так нехорошо с вами обошелся.
— И что ты предлагаешь?
— Сначала ему надо заплатить. Чтобы он успокоился. Отдал негативы. А потом… А потом… — Армянин снова налил коньяку. — Вы знаете, что произойдет потом.
— Э… — Жуковский махнул рукой. — Ты что думаешь, я бы не заплатил, если бы у меня такие бабки были? Смеешься?
— Деньги, Дмитрий-джан, это не проблема.
На стол аккуратно выполз толстенький конвертик. Без марок и надписей. Простенький сверток бумаги. И что-то было в нем, что-то ненормальное, гадкое. Толстенький, лоснящийся конвертик. Который, словно живой, подполз к рукам майора и ткнулся в пальцы теплым, шершавым бочком.
«Взятка, — отметил про себя Жуковский. — Должностному лицу, при исполнении».
Потом его рука сделала неуловимое движение, и конвертик исчез. Раз и не было! Хоть в цирк иди. Фокусником.
— Однако тут есть один важный момент, — произнес армянин. На его лице играла добрая, понимающая улыбка.
Жуковскому снова захотелось завыть и присосаться к бутылке, но не коньяка, будь он неладен, а к водке. К своей. Настоящей.
Из статьи «Опасность сильной России»:
«Россия, к сожалению, еще должна оставаться бедной. До тех пор, пока она не цивилизуется и перестанет представлять угрозу для окружающих».
Утро не предвещало ничего дурного. Собственно, оно вообще ничего не предвещало, это утро. День как день. Солнце, теплое, яркое, только-только начало нагревать ребристые крыши ларьков. Парил мокрый, после ночного дождя, асфальт. Продавцы только-только разложились, и кое-где еще не было ценников. Люди переговаривались, то и дело прикладываясь к бумажным одноразовым стаканчикам, из которых свешивались этикетки-хвостики дешевого чая. Утренний ветерок лениво играл с висящими рекламными плакатиками. Первые случайные покупатели, словно весенние мухи, бродили по рядам. Такие обычно ничего не покупали, но являлись частью странного ритуала, по которому жил и работал рынок.
Зинаида Михайловна Алиева, работавшая в пятнадцатом ларьке, столкнулась этим утром с неожиданной проблемой. Козырек ларька, служащий обыкновенно крышей для товара на случай неожиданного дождя, никак не хотел вставать па место. Что-то поломалось, то ли защелка, то ли какой-то кронштейн, и здоровенная полутораметровая махина, обитая жестью, никак не желала фиксироваться в поднятом положении. Сам козырек был довольно тяжел, и сил на то, чтобы выставить его вертикально или вообще закинуть на крышу, у Зинаиды Михайловны не хватало. Грузчик Петя как назло куда-то ускакал, а соседки по ларькам, связанные друг с другом негласным договором о взаимопомощи, тоже не отличались особенными физическими способностями.
— Погоди ты, Зина, — уговаривала ее соседка справа, Лена, милая девушка лет двадцати трех с начесанной до лихой косматости челкой. — Вот Гришка придет и все сделает.
Гришка был охранником, весь день этот высоченный дядька бродил по рынку, пугая своим видом потенциальных воришек.
— А до этого момента что делать? — разводила руками Зина. — Ведь ни товар разложить, ни весы поставить… Рашид придет, опять орать будет. Работать же нельзя.