Удивительно, но журналисты, обычно не питающие к милиции нежных чувств, взвыли после первых же арестов, как стая бэньши над крышей умершего ирландского феодала. Давать взятки, нарушая при этом законы, было удобно. Каждый финансово состоятельный господин знал таксу за грамм героина, за десять километров в час превышения, за пьяный мордобой, за исчезнувшую улику. Поддерживать отношения с Законом на денежной основе было значительно удобнее, чем соблюдать указы, предписания и параграфы УК. Где-то в Интернете плавала даже любопытная версия Уголовного кодекса, где против каждой статьи стояла определенная цифра в условных единицах.
Милиционеры напряглись, но поделать ничего не могли.
Точно так же напряглись журналисты и богема.
Но управление работало.
По дороге Сергей заскочил к Яловегину.
— Привет, — буркнул Олег, пытаясь задвинуть фильтр кофеварки.
— Здорово, — сказал Иванов и огляделся. Кабинет пустовал, что было на руку. — Твои все где?
— Зачет у них, — хмуро ответил Яловегин. — По стрельбе.
— Уу… Я Василича видел. Злой как черт, с самого утра. Курит.
— Плохой знак, лучше бы масло нюхал. — Фильтр щелкнул, кофе высыпался наружу. — Черт! Серега, ты знаешь, как с этой гадостью управляться?
— Давай гляну. — Сергей присел около кофеварки.
— Кофе хочу, сил нет. С самого утра мучаюсь.
— Ломки?
— Да какие, на фиг, ломки? Соседи!
— А что такое? — Иванов поджал разболтанную крышку и впихнул коробку с фильтром на место. — Вот так…
— Да прибежали ни свет ни заря: ой, мол, батюшки, убивают…
— Кого?
— Да мордобой пьяный, обычное дело. Не мой профиль, я ж не участковый!
— Так бы и объяснил соседям…
— Я сказал. Но они в панике, ни черта не понимают. Ты, говорят, власть, ты и иди. Не выспался ни хрена. — Яловегин принялся тщательно вымывать кружку под краном.
— Сходил?
— Ну да. Разобрался. Один кричит: он меня убил, он меня убил… Другой: мол, а ты сам хотел… Пока врубился, что к чему. А их там много… Ты, кричат, вообще фашист! Интеллигенцию не любишь… Ужас.
— Так кто кого убил, — с интересом спросил Иванов, присаживаясь у маленького «кухонного» столика. — У тебя стаканы гостевые есть?
— Есть, вот, одноразовые. — Олег протянул Сергею два пластиковых стаканчика. — Оказалось, писатели. Ох, и сложный народ…
— Так кто кого там убил-то?
— Никто никого! Фантазия, подогретая парами алкоголя. Там топор можно было вешать.
— Понятно, — покачал головой Сергей. — В общем, доброе утро, страна.
— Что-то вроде, — согласился Яловегин и протянул кружку. — Наливай.
Они выпили кофе с какими-то вкусными печенюшками, которые испекла мужу на работу жена Олега. Яловегин то и дело косился на знакомую папку и кассеты, но ничего не спрашивал. Начинать пришлось Сергею.
— Я чего хотел спросить. — Иванов хотел выкинуть пустые стаканчики в урну, но потом решил плеснуть еще кофейку. — Меня на твое дело перебрасывают. На прокурора. Как ты на это смотришь?
— То-то я смотрю, папка знакомая, — пробормотал Олег. — Не повезло тебе.
— Почему?
— Если генеральный прокурор сам не проколется, то висяк. Все по уму сделано. Да так, что без допроса с пристрастием не обойдешься. Его колоть не на чем. Все красиво. Все по закону. Но пахнет плохо. Очень. А запах, сам знаешь, к делу не пришьешь. Я на него времени убил массу, Когда Лукин меня спросил, не хочу ли я другую тему поразрабатывать, я чуть его целовать не бросился. Мои аналитики зеленеют, как только эту папку видят.
Яловегин ткнул пальцем дело:
— А кассетки у тебя про что?
— А это какой-то Сорокин. Передачи.
— Директор молокозавода…
— Не надо, — оборвал Олега Сергей. — Мне уже пересказывали.
— Что-то новенькое?
— В пятницу посмотришь. Кино с участием знакомого тебе персонажа. Ладно. — Сергей встал, одним глотком допил кофе, швырнул стаканчики в мусорку. — Значит, ты не возражаешь?..
— Против чего?
— Ну, что я дело твое взял.
Яловегин замахал руками:
— Смеешься?! Я был бы счастлив, если бы это не выглядело как злорадство. Если честно, я тебе соболезную. Хотя, может быть, ты чего-нибудь там найдешь. Чего я упустил.
— Будем надеяться. Кстати… — Сергей остановился в дверях. — А ты чем теперь занимаешься?
— Любимая тема. Менты, героин, вымогательство, деньги.
— Неужели все еще продолжают? — удивился Иванов.
— Как видишь. Удачи тебе…
— И тебе.
Из разных Интернет-ресурсов:
«Педерасты в России выборов не выигрывают».
Господина Сорокина удалось отловить не сразу. В лабиринтах, которые представляла собой Останкинская телебашня, можно было найти что угодно, но только не то, что нужно. Иногда Иванову хотелось уподобиться персонажу фильма «Чародеи», блуждавшему когда-то именно в этих стенах, и завопить: «Люди! Ау!» Однако в такие моменты впереди неизменно попадались какие-то ассистенты, помощники и прочие юные дарования, которые понимающе улыбались, показывали рукой направление и говорили что-нибудь вроде: «Верной дорогой идете, товарищи!»
Один раз Сергей столкнулся нос к носу с известным режиссером, полноватым, солидным и с трубкой, который вопил в распахнутую дверь:
— А мне все равно! Обещали показать, вот и показывайте! Сейчас время не то! — обернувшись и буквально уткнувшись носом в нашивку на груди Иванова, он неожиданно разъярился. Схватил Сергея за рукав и, подтащив к той самой двери, снова заорал: — Пожалуйста! Меня! Меня арестовывать пришли! Смотрите! Смотрите и радуйтесь, бездари!
Он хлопнул дверью, от души, с размахом и грохотом, нервно прикурил свою знаменитую трубку и хитро посмотрел на Сергея.
— Как вас зовут?
— Иванов…
— Прекрасно, — зажмурившись произнес режиссер, энергично потряс руку Сергея и неожиданно поблагодарил: — Спасибо. Вы очень кстати. Заблудились?
— Да. Ищу вот студию Сорокина. Павла.
— Ах, этого… Ну, до студии ему еще расти и расти, а вообще работает он вон там. Второй поворот палево.
И режиссер, дымя как пароход, уплыл в противоположном направлении.
— Это ж был этот… — толкнул Сергея в бок Артем. — Ну, этот… Который…
— Ага, — кивнул Иванов. — Он самый.
И они пошли дальше. С трудом пробираясь сквозь липа, типажи, заботы, ссоры и прочее закулисье, видеть которое дано не многим, да и не многим оно нужно.