— Ладно, ладно, — понизив голос, сказал Иванов. — Положено. Ты, в отличие от толстяка своего, инструкции знаешь. Так что давай не будем…
Майор снова крякнул, хлопнул себя ладонью по колену.
— Ну, инструкции так инструкции. У тебя есть пятнадцать минут, согласно предписанию. — Серегин козырнул и вышел.
— Обиделся, — пробормотал Артем.
— Работа у нас такая, — глядя в одну точку, ответил Сергей.
Майора они больше не видели. Алтынина привел какой-то сержант. Усадил парнишку на стул, встал у дверей, игнорируя вопросительный взгляд Иванова.
— Значит, все по инструкции, — сказал Сергей. — Хорошо. Господин Алтынин?
— Да. — Парнишка был худ, небрит, нечесан и немыт. От него ощутимо разило грязным телом, камерой, затхлостью. Тусклый взгляд, в котором читалась безграничная усталость, какая бывает после буйной истерики.
«Пациент дурки, — подумал Сергей. — Странно, что этого еще никто не увидел».
— Юлия Алтынина приходится вам сестрой?
Взгляд арестованного оживился. Но ненадолго.
Парнишка кивнул.
— Скажите, она приходила на днях?
— Кто?
— Ваша сестра. Юлия.
— Нет.
— И вы с ней не общались после ареста?
— Нет.
— Припомните хорошо, — с нажимом спросил Иванов. — Может быть, звонили?
— Нет.
— А передавали какую-то информацию, может быть…
— Нет.
Сергей удивленно почесал затылок.
— Тогда скажите, пожалуйста, вы с кем-нибудь вообще общались после ареста?
— Нет.
— С адвокатом, может быть?
— Нет…
— Общался он, — подал голос от дверей сержант. — Псих долбанный.
— И что? — спросил у сержанта Артем.
— И ничего. Сидел и тупил вот так вот.
— Как вы считаете, Женя, ваша сестра…
— Что вы пристали!? — неожиданно заорал Алтынин. — Что вы пристали!? Что вы все про Юльку спрашиваете!? Задолбали! Суки! Не была она у меня! Не была! И все ей по херу, шлюхе продажной! Вам ясно?! Шлюха она! Понятно! И не знаю я ее! Не знаю! Сколько можно спрашивать? Не знаю и не приходила! Ходят и ходят! Не приходила она! Не звонила, не писала! Суки!
— Начинается, — вздохнул сержант. Он высунулся в коридор и крикнул: — Ющенко! Опять…
В кабинет вломился высоченный здоровый лоб с устрашающей челюстью:
— Опять?!
При его виде Алтынин заверещал, закрылся руками и бросился в угол:
— Уберите! Уберите! Не хочу!
— А ну вставай, паскуда… — процедил Ющенко, выпячивая челюсть и становясь сильно похожим на кинематографического гоблина. — Вставай, а то…
На удивление, арестованный послушался. Он вскочил, прижавшись к стене и опустив глаза, замер.
— Пошел в камеру…
Ющенко и Алтынин вышли.
— Только его и боится, — вздохнул сержант. — Товарищ майор просил передать, что больше ничем помочь не может.
Сержант распахнул перед Ивановым дверь.
«Теплый прием», — подумал Сергей.
— Ничего не скажешь, весьма содержательная беседа получилась, — сказал Иванов, выходя на улицу. Воздух пропитался влагой, и дышать стало нечем. Лица прохожих были угрюмы, казалось, что каждого придавливает к земле невидимый груз отяжелевших небес.
— Ну почему же так саркастично? — удивился Артем. — Кое-что мы все-таки узнали.
— Например?
— К нему не приходила его сестра, и никаких контактов с ней подозреваемый не имел.
— Так он и скажет, что маляву передал…
— Может, и передал, хотя этот вариант мне кажется маловероятным.
— Почему? — спросил Сергей. Он рассматривал юркого молодого человека с внешностью, сильно напоминающей хорька, который активно крутился в толпе, наполняющей маленький рынок, расположенный неподалеку от милицейского участка.
— А господин Алтынин кажется мне человеком очень неадекватным. И то, как он в милицию загремел, только утверждает меня в этом мнении.
— Ты по поводу торта?
— Да и про это тоже. Дело в том, что бросатели всякого рода мучных изделий в сильных мира сего обычно люди идейные. И, как большинство идейных борцов, немного не в себе. Для них попасть за решетку — это как… Как медаль получить. В условиях неволи они мобилизуются, собирают волю в кулак и делают что-то заметное в обществе. Ну, конечно, в зависимости от личного масштаба. Так, например, Гитлер написал «Майн Кампф». Конечно, Алтынин ничего такого не напишет, но тюрьма для него — это признание. Как в американских боевиках придурки кричат: «Мы сделали это». Вот так и он. Сделал ЭТО. Теперь он герой, мученик, узник совести. И самым худшим для него вариантом были бы стандартные пятнадцать суток за хулиганство. Чем больше дадут, тем на более высокое древко его можно будет поднять в качестве флага. Так что на свободу он не рвется, и никому не писал, и не связывался, и помощи не просил. Более того, скандал вокруг Алтынина раздувают его же собратья по партии или по убеждениям. Всяким там отечественным хасидам эта история ни к чему. Да и мэру города тоже как-то без мазы сопляка душить по такому поводу. Но есть скандал, общественный резонанс, на который надо отреагировать… В общем, все это очень нехитрым образом спланированный пиар.
Сергей, казалось, даже не прислушивался к словам аналитика. Все его внимание сконцентрировалось на том самом юрком парнишке, которого Иванов про себя уже окрестил хорьком. И на милиционере, лениво постукивающем резиновой дубинкой по ноге.
— Ты не слушаешь? — спросил ею Артем.
— Слушаю, слушаю. — Сергей кивнул. — Ты хочешь сказать, что Алтынина засадили за решетку его же соратники.
— В общем, да.
— Стало быть, сам Алтыннн никак с сестрой не связывался.
— Скорее всего никак.
— А вот тот парниша, — Иванов указал на «хорька», — только что толкнул пакет не то герыча, не то кокса. И товарищ постовой все это отлично видел. Пойдем-ка…
Они двинулись в сторону рынка, но в момент, когда они переходили через дорогу, на них сердито рыкнула синяя «девятка», водитель крутанул пальцем у виска, зло стукнул по клаксону и умчался, оставив после себя голубое облако.
Иванов на какой-то момент отвлекся, а когда снова повернулся в сторону рынка, наркодилера уже не было. Сергей подбежал к месту, где тот только что стоял. Но ничего. Пусто.
— Красиво, — пробормотал Иванов и направился к постовому. Милиционер занервничал.
— Товарищ постовой, ваша фамилия? — Сергей ткнул в испуганное лицо удостоверением. — Ваша фамилия?