— Так чего ты тут сидишь? А где они есть?
— У прокурора. И вообще… — Он швырнул тряпку. — Надоело мне уборщицей работать! Давайте прижмем генерального!
— Давайте! — воскликнул Платон, поднимая вверх сжатый кулак. Его почему-то веселила сложившаяся ситуация.
— Только, чур, работаю я! — поставил условие Артем.
— Не проблема, — кивнул Сергей. — Только потом все равно тут надо будет убрать…
Даже по перегруженной автомобилями Москве они ухитрились добраться до дома прокурора меньше чем за час.
Генеральный сидел в своей пятикомнатной квартире, без семьи, под подпиской о невыезде, пережив обыск и допрос. Вместе с ним в квартире находился и адвокат, господин Левин-младший.
Розговцы позвонили. Дверь открыл сам прокурор, из-за плеча выглядывал адвокат.
— Чем обязан? — поинтересовался хозяин.
Сергей, Платон и Артем предъявили удостоверения.
— И что? — все так же тускло спросил прокурор. Сергей в это время разглядывал Левина, тот равнодушно смотрел на пришедших. Когда их взгляды пересеклись, молодой адвокат подобрался.
— Мы пришли поговорить с вами по делу, касающемуся известной вам видеопленки, — сказал Артем.
— Я вас не приглашал, и вообще ордер, бумаги, все как положено… — Прокурор собрался закрыть дверь.
— Есть новые факты, если хотите, вас вызовут в милицию. В убойный отдел.
Прокурор замер. Он любил деньги, любил девочек, любил власть. Все это наложило свой отпечаток на его образ мыслей и поведение, но дураком он не был.
— Это провокация, — тут же высунулся на первый план адвокат. — Я обязательно сообщу об этом в компетентные органы. К тому же я знаю кое-кого из этих людей, они и в прошлом не отличались чистоплотностью. Вы не должны с ними разговаривать.
— Почему убойный? — спросил хозяин квартиры.
Артем молчал.
«Молодец», — подумал Сергей.
— Проходите, — прокурор открыл дверь шире и махнул рукой внутрь.
Сергей, проходя мимо, услышал, как Левин шепчет:
— Вы совершаете ошибку…
Прокурор отмахнулся.
— Итак, чтобы не отвлекать вас и не трепать мои нервы, давайте к делу сразу, — предложил хозяин, проводив гостей в большую залу. Квартира располагалась в здании еще сталинской постройки, огромные комнаты, высокие потолки. — Без психологической обработки. По мне уже потоптались ваши коллеги, и я сильно устал.
— Пожалуйста, — согласился Артем и выложил на стол фотографии.
— Это незаконное давление! — снова сделал попытку вылезти адвокат.
— Оставь, — устало вздохнул прокурор. Он смел карточки в одну пачку и стал рассматривать их, передавая через плечо адвокату.
По мере разглядывания его лицо все сильнее бледнело. В конце концов он отдал всю пачку Левину, откинул голову и уставился в потолок остановившимся взглядом.
— На что вы намекаете? — спросил адвокат у Сергея. — Что все это значит? Вообще, вы можете быть железно уверены в том, что о вашем поведении будет составлен соответствующий рапорт и направлен вашему руководству. Вы оказывали давление на моего клиента, при свидетелях. Можете даже и не сомневаться, что последствия будут! И для вас, и для ваших коллег! Я составлю бумагу…
Сергей молчал.
— И вы пожалеете…
Прокурор махнул рукой и адвокат замолчал.
— Я этого не делал, — прошептал генеральный. — Не делал.
Артем пожал плечами:
— Сегодня вечером программа пойдет в эфир. И там будут факты. Там будет пленка. Избитый журналист. Интервью с девушкой. — Артем начал загибать пальцы. — Запись телефонных угроз. И разные пикантные сведения, например о возрасте девушки. Но к этому вы, наверное, готовы. А вот потом… Потом, может быть, даже вне рамок передачи, отдельным сообщением, будет дана информация о том, что милую девушку, чистую сердцем и болеющую душой за брата, нашли в канализационном люке с проломленной головой. И пойдут эти фотографии. А еще информация о деньгах, которые уверенно поступали на ваши счета.
— Это… — начал было Левин.
— Никаких угроз! — оборвал его Артем. — Никаких угроз. Только факты! Так будет. Вы можете считать, что это такая программа передач на вечер. И в лице общественности вы будете сексуальным извращенцем и убийцей. Потом, конечно, будет следствие. Милиция. Наручники. Судебный процесс. И если бы девочка была жива… Все бы обошлось. Но ее убили.
— Вот вы и попались, — спокойно хлопнул в ладоши адвокат. — Давление на обвиняемого — это вам, ребята, зачтется. При вынесении справедливого, но сурового. Можете даже к гадалке не ходить. То, что эту дуру кто-то убил, дело третье. А вы точно у меня на иск попадете. И вся ваша организация!
Он удовлетворенно откинулся на спинку кресла. Потом снова подался вперед и добавил:
— А я еще к этому делу и попытку вымогательства приплету. Иначе зачем вы сюда пришли?! Денег хотите?!
— Папаша-то поумнее был, — вздохнул Сергей. — Как здоровьечко у старика?
Левин округлил глаза и замолчал.
Они бы ушли ни с чем. Но прокурор не выдержал. В его планы не входило переживать отвратительный публичный позор на родине. Где-то там, в жарком, благословенном климате, поглаживая одновременно черную и белую попки молоденьких девочек, можно было легко забыть о пленке, скандале, обвинениях, гадостях и о том, что его толстую задницу будет рассматривать не один миллиард человек. Но тут… Где за стеной притаились соседи, знакомые, друзья. Прокурор не был честным человеком, но он страшно боялся того мерзостного чувства, когда на обгадившегося человека все показывают пальцем и смеются. Смеются от омерзения.
— Я расскажу, — сказал генеральный. — Можете считать это признательными показаниями.
Левин хотел что-то сказать, но прокурор снова небрежно махнул рукой, и адвокат заткнулся.
— Это должно было выглядеть как развращение, которого на самом деле не было.
— Вы знали, что девочка совсем не девочка и что ей больше шестнадцати?
— Да, конечно. Иначе я бы на это дело не пошел.
— Съемки были в студии?
— Да. Съемки в студии. Девочка специально подобрана.
— Но вы же гарантированно теряли свой пост.
— Ну и что? Я получил достаточно денег, чтобы не думать о работе. Мне заплатили за скандал. И я его сделал.
— А почему именно вам?
— Скандал должен быть достаточно громким. Неужели вы не поняли? — Прокурор удивленно посмотрел на Артема. — Развратный прокурор, чем не лакомый кусочек?
— А зачем вы бежали? — спросил Иванов.
— Во-первых, так громче прозвучал бы репортаж, сложилось бы мнение, что я испугался журналистского расследования. А во-вторых, я ненавижу… — Прокурор поморщился, словно проглотил что-то колючее и твердое. — Не переношу позора. У меня есть определенный круг общения, знакомые, люди, которых я вижу каждый день, или те, с кем я пью пиво каждую неделю. После этого вряд ли наше общение было бы возможно. А жить в изоляции — не мой стиль. Я хотел порвать все. Бросить. Уехать и жить где-нибудь на островах. Под пальмами. Финансовый вопрос меня не волнует.