Архитекторы взвесили все «за» и «против» и, понимая, что в их руках находится честь великих королей, построили павильон так, чтобы он устроил и тех, и других.
Длина крытой галереи от французского берега до острова составляла 147 футов [80] , от испанского — 137, но ее дополняла пристань в 44 фута длиной и еще одна галерея для стражи Его Католического Величества.
Пройдя к острову по одной из них, можно было попасть в просторный парадный зал, где вскоре соберется знать обоих королевств. И с той, и с другой стороны от него располагались три комнаты разного размера, разделенные узкими коридорами, которые вели к общему для двух монархов квадратному залу для переговоров. Именно там два короля встретятся, их представят друг другу, после чего они обменяются клятвами и скрепят подписями мирный договор… Одна из четырех дверей зала для переговоров была выполнена из хрусталя. Свет в помещение проникал через четыре огромных витража над каждой дверью. Сквозь расположенное в глубине комнаты окно виднелся уголок недавно разбитого на мысе острова сада, но вряд ли у королей найдется время погулять там.
Накануне Мадемуазель познакомилась с обер-гофмаршалом короля.
И поскольку сегодня именно он встретил их во французской крытой галерее, то принцесса принялась выпытывать у него, при посредничестве мессира де Виймара, говорящего по-испански, все, что обер-гофмаршалу было известно о приезде короля Испании.
Его Католическое Величество уже в пути?
С ним ли инфанта? В какой город они направляются? Король Испании остановится в Фонтарабии [81] или в Ируне?
Когда же закончится это томительное ожидание?
Мадам де Монпансье умоляла его ответить на вопросы и унять ее беспокойство. Разве не он был свидетелем того, как вот уже более года тому назад начались мирные переговоры, и не он ли готовил место для встречи министров? Итак, договор был подписан осенью! Но, кажется, пара подписей ничего не решала в дипломатических делах, пока оставалось огромное количество приложений, которые якобы до сих пор еще не обсудили и не утвердили. Но ведь теперь все улажено, и эти грандиозные приготовления — лишнее тому подтверждение. Мадемуазель упрашивала обер-гофмаршала развеять ее тревоги. Она приходила во все большее возбуждение. Не правда ли, столько трудов не могут не принести свои плоды? Вы согласны? И не могли же понапрасну притащить к самому берегу океана все дворянство страны, которое влезло в долги на несколько лет вперед, для того чтобы с пышностью отпраздновать бракосочетание, закрепляющее политический успех соглашения, — союз молодых и прекрасных наследников двух величайших народов в мире?!
Собеседник слушал ее с почтением, но при этом отвечал на вопросы Великой Мадемуазель молчанием слуги, который, хотя и выполняет важную миссию, все же не считает себя посвященным в тайны небожителей. Он отличался величественной осанкой и неразговорчивостью. Кроме того, было заметно, что обер-гофмаршал короля привык к капризам знати и умеет им противостоять.
Но даже он не смог устоять перед любезной настойчивостью Мадемуазель и признался, что его отправили сюда два месяца назад, чтобы он привел дворец в Фонтарабии в достойный для приема Его Величества короля Испании вид и закончил внутреннюю отделку павильона на Фазаньем острове, где будут проходить встречи монархов.
Почти все гобелены были развешены. Распорядитель пригласил Ее Высочество полюбоваться ими и высказать свое мнение.
Поскольку каждая из сторон — испанская и французская — участвовала в выборе предметов искусства для украшения дворца Фазаньего острова на время праздников, обе невольно обнаружили, таким образом, свои предпочтения, увлечения, пристрастия и выразили идеалы, к которым стремились.
Так, подойдя к входу в крытую галерею испанской половины зала, придворные оказались в окружении прекрасных гобеленов из шелка, шерсти или серебра, первый из которых изображал «Победу Добродетели над Пороком» и «Безобразие Греха», а второй из той же ткани — «Жизнь Ноя».
На противоположной, французской стороне того же зала, куда можно было попасть, пройдя по более длинному понтонному мосту, повесили, в конечном счете, двадцать два гобелена, на которых были изображены сцены из «Психеи и Амура» [82] , юного бога любви, а в галерее — «Войны Сципиона и Ганнибала» [83] .
В первой комнате испанской половины дворца стену украшал чудесный гобелен «Житие апостола Павла», а французской половины — расшитый золотом и серебром гобелен «Житие Иоанна Крестителя».
Во второй испанской комнате развесили полотна с поэтическими аллегориями и историями об античных героях, более или менее угодных богам, о деяниях которых можно слушать вечно: Икар, Ахилл, Орфей, Андромеда… На той же стороне, в третьей комнате, посетители в немом восхищении застывали перед привезенными из Португалии пятью чудесными и удивительными золотыми гобеленами на один сюжет «Сфера или глобус».
В зеркально расположенных французских комнатах на стенах красовались полотна, воспевающие радости Природы. В первой — семь сюжетов на тему «Времена года», выполненных из золота и шелка. Во второй — расшитые различными оттенками золотой и шелковой нити гобелены, изображающие «Кустарники и цветы». Можно было бесконечно предаваться созерцанию этих совершенных по красоте полотен.
Что до зала переговоров, общего для двух монархов, где должно будет состояться подписание мирного договора и обмен клятвами, то он отличался особой изысканностью цветов, тканей и всевозможных видов орнамента. Четыре пары гобеленов из золота, серебра и шелка на тему «Апокалипсиса» усладят взоры испанского монарха и инфанты.
Французы же выбрали более разнообразные сюжеты, отдав, впрочем, предпочтение «Метаморфозам» Овидия [84] .