Дело, наверное, просто в масштабах. Все эти традиции, верования, особенности воспитания можно уничтожить очень быстро, достаточно только длительной атаки масмедиа, и вот уже подрастает поколение, которое говорит на смешении языков, путая родную речь с зарубежной, а иностранную историю со своей. Редкие голоса бьющих тревогу гуманитариев забиваются хором массовых писак, воспевающих новый образ жизни. Вот и все. Дорогостоящая, но вполне возможная операция, которая требует сравнительно немного времени, а проходит совсем незаметно, безболезненно.
С природными ресурсами, обнищанием народных масс и прочими “радостями” глобализации дело обстоит несколько иначе. Сложнее, незаметнее. Да и сроки тут несколько другие, и маски одеваются соответствующие. Никакой агрессии, никакого давления. Только дружественные отношения, только “цивилизованный рынок”.
Подписываются договора и выгодные контракты. Международные фонды протягивают “руку помощи” тому или иному государству. Дотации, денежные вливания в экономику, купленные политики, ворье, кредитование частного капитала без условий, без проверки платежеспособности. Искус, избежать которого способны очень немногие. Как следствие — банкротство частного капитала, банкротство среднего класса, стремительный откат в нищету тех, кто недавно с трудом из нее выбрался.
А там недалеко до падения курса национальной валюты, внешний долг, растущий, как на дрожжах. И вот уже на горизонте виднеются новые “выгодные контракты”, новые вливания в экономику, но теперь уже на других условиях. Полезные ископаемые страны-банкрота постепенно становятся достоянием корпораций, которые исхитрились провернуть удачную сделку в государственном масштабе.
Мир с момента своего сотворения делился на хищников и тех, кого эти хищники едят. Кто-то из “особо умных” сказал, что эволюция закончилась. Вранье. Она перешла на тот уровень, который уже недоступен сознанию обычного человека. Легко рассуждать о выживании сильнейшего, когда вы смотрите в микроскоп, где одна амеба потихоньку переваривает другую, а вы в любой момент способны растереть их обеих пальцем, но попробуйте замахнуться на что-то большее! Родовой строй был сожран рабовладельческим, потом пришло время феодальных хищников, которых впоследствии сожрала буржуазия. И вот, кажется, все кончилось. Демократия оказалась самым сильным плотоядным. Она уничтожила все остальные социальные формы, переварила их в своем бюрократическом нутре. Что же дальше? Эволюция остановилась? Черта с два. Она не остановилась, она перешла на другой уровень. И теперь уже само существование государства поставлено под сомнение. Основа всего — суверенитет — признан эфемерным понятием. С легкой руки военной машины одной Империи введен удобный во всех отношениях термин “ограниченный суверенитет”. Легко и приятно оперировать подобными понятиями. Границы пока сохраняют свою силу, но только для выполнения полицейской функции. Государство теперь — это “то, что едят”. Добыча, овца в отаре. Буржуазия сожрала независимых баронов феодализма, теперь корпорации отрывают кусок за куском от государств. Эволюция никогда не останавливается. Шевелитесь, иначе станете добычей. Существо, потерявшее свое предназначение, обречено.
— Так же, как и человек, правда?
Я даже не стала оборачиваться. Зачем? Что я увижу у себя за спиной?
За окном проносится ночь, столбы уменьшаются и увеличиваются, бесятся в сумасшедшей пляске провода и фонари играют в метеоры. А что я увижу за спиной?
Она похожа на меня. Она — это где-то я. Она разная, как жизнь, она непохожая ни на кого и на меня в том числе, она может быть страшной, как любовь, и прекрасной, как смерть. Мне хочется прижаться к ней, как тогда, в храме, давно-давно, в детстве. Но я не оборачиваюсь, мне кажется, что я расплачусь, и мы не поговорим.
— Как и у людей, правда? — повторяет Она. — Те, кто теряют свое предназначение, становятся добычей Системы.
— Человеческое предназначение — стать богом?
— Да, конечно. Иначе зачем все это? Ты же знаешь, эволюция не останавливается. Это многоуровневая система, и ее невозможно выразить словами “выживает сильнейший”. То есть можно, но это будет слишком примитивно. Выживает тот, кто стоит на другой, более высокой ступени развития. И все равно это не совсем точно. Иногда бывает так, что более высокой ступенью оказывается шаг назад. Слишком запутанная схема, правда?
— Да, верно. А зачем все это? Почему нельзя сразу?
— Потому что со времен Большого Взрыва во Вселенную заложено стремление к развитию. Ты ведь догадываешься, через какой механизм все реализовано?
— Нет. Не понимаю.
— Энтропия. Стремление сложных систем распадаться на простые элементы. Без дополнительной подпитки энергией любая сложная система будет саморазрушаться. Из этого неприятного правила есть одно любопытное следствие: чтобы выжить в этой Вселенной, нужно развиваться. Искать дополнительные источники энергии. Дефицит только усиливает конкуренцию, отсюда следуют войны и отношения типа “хищник — жертва”. Все беды из-за одной лишь глупой энтропии. Человек должен был развиваться, чтобы стать богом. Если бы он был совершенен изначально, он просто не смог бы существовать. Таковы законы этой Вселенной.
На моем языке вертелся вопрос, который я никак не могла задать. Словно что-то сдерживало, говорило: “не надо, не сейчас”.
— Ты не замечала, что за “высокими” разговорами ночь проходит быстрее?
— Или это ночное время способствует таким разговорам?
— Может быть и так. Но время всегда движется быстрее, когда речь идет о чем-то огромном, непонятном. Возможно, тут кроется какой-то вызов окружающей темноте. Однако у тебя, наверное, есть более конкретные вопросы, которые требуют разрешения? Вероятно, это последняя возможность поговорить вот так. Сопротивление нарастает. Сразу же после того, как мы активизировались, Система пришла в движение. Теперь все совсем не так просто, как было раньше.
— Погоди, не уходи…
— Я и не собираюсь. Пока ты спишь, я никуда не уйду.
— Я сплю?
— Конечно. Ты не заметила?
— Нет, — я почувствовала, что она улыбается. — Это произошло так незаметно…
— Да уж, ты даже не съела заказанные бутерброды. И чай тоже остался не выпитым. Но не беспокойся, он будет такой же горячий к утру, а бутерброды нисколько не зачерствеют. Это тебе маленький подарок. — Она снова улыбнулась, это чувствовалось, как лучистое тепло, разливающееся у меня за спиной. — Ты не знаешь, что делать дальше?
— Да. Я сделала, что могла в “Калиюге”. Я двигаюсь, как в мутной воде, передвигая с трудом ноги и ощупывая руками каждый раз новое препятствие. Я ничего не вижу, и мне кажется, что мой путь — это беготня по кругу.
— А чего бы ты хотела?
— Это я знаю точно: я хочу выйти из Системы.
— Зачем?
— Я не хочу быть винтиком. Очень может быть, что барану нравится его роль в стаде. Но я чувствую, что это не моя отара. Я хочу найти свое предназначение.