Угроза нападения постоянно висела над миром — это так же верно, как и то, что гиркимы могут летать. Когда столетия назад подойти к Нагорью было возможно лишь по нескольким узким тропам, охранять которые не составляло труда, окраннелцы неизменно одерживали победу, и маги, и драгонели Кайтрин помехой не были. Особой угрозы со стороны Нагорья Кайтрин не видела, и потому авроланы не предпринимали попыток захватить его. И теперь Адрогансу меньше всего хотелось отплатить жителям Нагорья за доброту, допустив вторжение авроланов.
Стратегические идеи вихрем проносились в голове генерала, однако сосредоточиться на них ему мешали две вещи. Первое — на учебный плац с восточной стороны лагеря — слева от него — медленно шли люди. Генерал насчитал полторы сотни человек. Сделать это оказалось легче, когда они разбились на группы по тридцать человек. Неделю назад их было всего четверть от этого количества. Мужчины и женщины были все еще худые, точно скелеты, но в их глазах он уже видел голод человеческих волков.
Он плохо представлял себе, сколько из тысячи оставшихся в Гуракуво беженцев окажутся в состоянии пройти обучение и влиться в ряды пехотинцев Свойна. Те, что сейчас собрались внизу, были самыми сильными из них; ведь и тот факт, что на поле собралось целых полтора легиона, изрядно удивлял его. Накормить человека — это одно; совсем другое — разжечь огонь в его душе. Эти люди внизу более всего жаждали отомстить, потому что среди жителей Свойна сложно было найти человека, у которого от рук авролан ни пострадал бы родственник, друг или возлюбленная.
Они будут сражаться, и будут сражаться яростно. Однако Адроганс не питал иллюзий насчет их эффективности, поскольку даже трех месяцев военных учений недостаточно, чтобы подготовить людей ко всем жестокостям войны. Их придется держать на коротком поводке, словно свирепых псов, а потом отпускать в тот единственный момент, когда от них может быть больше всего толку. Враг уничтожит их — в этом генерал не сомневался — но, как ему казалось, собственная жизнь заботила бывших жителей Свойна несравненно меньше, чем желание расправиться со своими мучителями.
Второе, что отвлекало Адроганса, — пыхтение и фырканье, приближающиеся к нему по склону холма. Белый снег резко контрастировал с коричневой кожей иссохшего, маленького человека. Еще более странно выглядело то, что на нем были лишь набедренная повязка и изношенный плащ. Пряди седых волос взлетали на ветру, на лице сияла улыбка.
Вопреки собственному желанию, Адроганс улыбнулся в ответ:
— Дядя, должно быть, случилось что-то невероятное, раз ты проделал весь этот путь сюда.
Пфас еще шире расплылся в улыбке, обнажив желтые зубы:
— Ты и сам почувствуешь, что изменилось. Попробуй.
— У меня на это нет времени.
Жускский шаман покачал головой:
— Если этого не сделать, ты потратишь время зря.
Адроганс сделал глубокий вздох, закрыл глаза и сосредоточился. Жуски, примитивный народ, обитающий на плато в южном Окраннеле, верили не в нынешних богов, а в первобытных стихийных духов мира. Каждый жуск путем тайных ритуалов связывал себя с каким-нибудь ийруном — так называли этих духов. Судя по талисманам Пфаса, он был связан с ийруном воздуха, и этот дух часто приносил ему информацию или хотя бы тонкий намек на нее. Количество информации зачастую сильно уступало скорости ее доставки.
Адроганс вырос в Джеране, понятия не имея, что он наполовину жуск; только когда об этом стало известно Пфасу, шаман пригласил его стать членом сообщества жусков. Многие свои военные операции против авролан Адроганс базировал на плато жусков, и усыновившие его люди поддерживали их. Он, однако, не связывал себя ни с одним ийруном до первого сражения на равнинах Свойна и только в самом разгаре битвы прошел через болезненный ритуал, связавший его с несколькими ийрунами.
Углубившись в себя, он отыскал спокойное место и отгородился от всех звуков и ощущений. Не слышал, как воет ветер, как шумно дышит Пфас, как кричат на учебном плацу беженцы, лают собаки и время от времени вскрикивает одинокий, парящий в небе сокол. Избавившись от физических ощущений, он сосредоточился на собственном духе и своих компаньонах-ийрунах.
Земля и воздух, вода и огонь мгновенно оказались рядом, но они обладали слишком быстрой силой, лишающей их той аккуратности, в которой он нуждался. Поэтому он пропускал их мимо себя, пока ни пришел в соприкосновение со своей повелительницей, единственным ийруном, с которым был по-настоящему тесно связан. Внешне она выглядела как девочка-подросток, с мягкими, едва наметившимися грудями, долговязая, неуклюжая — нераспустившаяся почка, чья женская красота была еще впереди. Вначале ее фигура была белой, светящейся, почти призрачной, но чем ближе она притягивалась, тем ярче очерчивалось тело, четче проступали размытые, неровные края.
На губах блуждала грустная улыбка, обнажавшая острые зубы — ее характерную черту. Фигуру оттеняло холодное мерцание, и Адроганс ощутил, как у него немеют пальцы ног и лицо, — словно он их только что отморозил.
Он отгородился и от этих ощущений. Мне нельзя отвлекаться!
Она прочла его мысли, потянулась к нему и вцепилась руками в кожу головы. Подтащила поближе, с силой прижала к своему телу. В местах соприкосновения он ощутил резкую, опаляющую боль. Приблизив к Адрогансу лицо, она впилась ему в рот обжигающим поцелуем. Раздвинув губы, она втянула его язык в свой острозубый рот.
Все его тело сотрясалось от боли, но он изо всех сил сопротивлялся ей. И его усилия были вознаграждены: из-под боли проступало ощущение всего Окраннела. Не так, как если бы он парил в высоте, точно сокол, охватывая взглядом всю страну. Это тоже было бы неплохо, но его повелительница — ийрун боли — одарила его ощущением грозового облака, покрывающего страну. Ударяла молния, Адроганса пронзала вспышка боли — но одновременно приходило понимание.
Смеясь, он вырвался из ее причиняющих адскую боль объятий и снова ощутил себя самим собой. Открыв глаза, он тут же прикрыл их рукой, ослепленный блеском снега.
— Итак, его армия движется на юг?
— Так и есть, — Пфас закивал так энергично, что его талисманы затряслись и загремели. — Весна будет ранней.
Седоволосый генерал покачал головой:
— Не столь скоро, как тебе хотелось бы, дядя.
Адроганс терпеть не мог никаких параллелей между войной и игрой — прежде всего потому, что игра представляла собой абстракцию, в которую никоим образом не вписывалась ужасная цена войны: человеческие жизни. Тем не менее в войне непременно должен присутствовать элемент игры. Стороны стараются утаить от противника свои силы и в то же время сохранить способность нанести удар врагу или отразить его нападение. Игра кошки с мышью, — можно сказать так, — в которой обе стороны надеются, что их кошка не станет добычей гигантской мыши с острыми зубами и жалом скорпиона.
В сражении под Свойном Адрогансу удалось хорошо спрятать как раз такое жало. Ни авроланы, ни даже его собственные люди не знали о существовании затаившихся отрядов, и в решающий момент сражения он вывел их, нанеся авроланам удар в тыл. Нападение застало войско Кайтрин врасплох. Принцесса Алексия убила возглавляющего его сулланкири, и армия Адроганаса сокрушила авролан. Эта победа, доставшаяся не без помощи его ийрунов, обеспечила выигрыш во времени, необходимый, чтобы освободить Свойн.