– Ну, за мной!
Я веду их вверх, к выходу в коридор. Мы останавливаемся в тени, где нас не смогут разглядеть стражники на балконе напротив.
– Нам нужно только добраться до двери в Шахту. Таланн выглядывает из-за угла, и на ее лице появляется жесткое выражение. Впрочем, она молчит. Она не хуже меня понимает грубую тактику строителя, сделавшего этот балкон круглым. Я оттаскиваю ее назад и тихо инструктирую – чтобы не слышал Рушалл. Для этого нам не нужно отходить далеко – Яма под нами шумит, как ночная дискотека.
– Если мы доберемся до этой двери, считай, мы свободны. На нижнем конце Шахты есть яма, ну, просто дыра в камне, сквозь которую сбрасывают тела. Падать высоко, но на дне лежит слой дерьма и разлагающихся трупов высотой в несколько футов. К тому же там проходит подземная река. По ней мы и выберемся. Поняла? Прыгай вниз, но не плыви, просто задержи дыхание, и пусть течение несет тебя, пока не досчитаешь до шестидесяти, вот так: «один-анхана, два-анхана, три-анхана». Потом плыви к берегу – речушка неширокая, так что греби посильнее и обязательно упрешься в камень. Поддерживай Ламорака – он может не доплыть. Вы окажетесь в пещерах под городом. Если я буду с вами, все будет в порядке – я знаю пещеры. Если нет – идите вверх и погромче кричите. Вы обязательно наткнетесь на кого-нибудь из кантийцев: они используют эти пещеры для передвижения под городом.
– Откуда ты все это знаешь?
Ма'элКот показывал мне карту, вот так-то. Мы вместе нашли запасной выход – на случай, если на кухне что-нибудь пойдет не так. Хмуро улыбаюсь Таланн.
– Я много чего знаю об этом городе. Он мне почти родной. Мы возвращаемся туда, где Рушалл стоит, опираясь на стену и пошатываясь под весом Ламорака.
– Ладно, пошли! – командую я. Рушалл стонет, из глаз текут слезы.
– Успокойся, детка. Когда мы доберемся до Шахты, ты нам больше не будешь нужен. И калечить тебя нам без надобности.
Он неуверенно кивает.
– Ламорак, нужна твоя помощь. Отвлеки стражников, прежде чем мы пересечем Яму.
Дыхание клокочет в груди актера. Через секунду-другую он отвечает чуть слышным из-за рева заключенных голосом:
– У меня больше ничего нет… извини, Кейн… Вот дерьмо! М-да, задачка усложняется.
– Ладно, – повторяю я. – Тогда попробуем ползком. Держитесь ближе к балконной стене, старайтесь забраться как можно дальше.
– Это, по-твоему, план? – недоумевает Таланн. – Ты когда-нибудь ползал в робе?
– Ничего, потерпишь. Пойдешь первой. Давай сюда оружие, я буду замыкающим.
Она отдает мне арбалеты с двумя стрелами и закручивает робу на бедрах.
– Я не смогу, – стонет Рушалл. – Пожалуйста, отпустите, я не могу…
– …могу ползти, – ровным голосом произносит Ламорак. – Для этого он мне не нужен…
– Не можешь и нужен, – отрезаю я. – А ты… – я тычу арбалетом в Рушалла, – твои проблемы меня не волнуют. Если устал, представь, как эта стрела будет сидеть у тебя в заднице. Пошел!
Парень отшатывается чересчур энергично – не ожидал от него такой прыти.
Я поворачиваюсь к Таланн.
– Когда будешь у двери, не жди меня, открывай. Я пойду следом.
Они начинают ползти мучительно, душераздирающе медленно. Вот они попали в полосу света. Я остаюсь в тени, прижимаюсь к стене – в каждой руке по арбалету – и наблюдаю за стражниками на том конце Ямы.
– Три минуты, всего три минуты. Тишалл, если ты меня слышишь, подари мне всего три минуты, и я выведу их отсюда.
Таланн уже исчезла из поля зрения, Рушалл движется за ней. Ламорак цепляется за его спину, словно ребенок, висящий за спиной матери.
Я держу арбалеты по обе стороны головы. От их тяжести у меня ноют плечи, а когда я переношу свой вес на другую ногу, в колено как будто вонзается нож. Надеюсь, я смогу бежать. Выравниваю дыхание, пытаюсь снять боль медитацией – этим упражнениям меня научили много лет назад в школе при аббатстве.
Дверь Шахты недвижима. Как только она приоткроется или стражники вдруг подадут признаки тревоги, я выскочу, выстрелю из обоих арбалетов и рвану к охране. Может быть, мне повезет, и я свалю одного. Человека, бегущего с той скоростью, с какой я покрою разделяющие нас тридцать метров, застрелить невозможно.
Точнее, бегущего с той скоростью, с какой я мог бежать этим утром. Колено словно рассыпалось на мелкие кусочки.
Остается лишь надеяться, что ни один из стражников не умеет стрелять так, как стреляет Таланн.
Никаких признаков тревоги. Похоже, у нас все получится.
Должен сознаться, я обожаю такие моменты.
Ради этого я и живу. Поэтому я и стал собой. В схватке за жизнь есть некая чистота; она превыше любых философских поисков истины.
Ставки сделаны, правила отменены: нет больше блужданий в сером тумане морали. Все просто – черное или белое, жизнь или смерть,
Однако даже жизнь или смерть мало значат сейчас для меня. Это лишь следствие, побочный эффект. Меня снедает жажда Насилия, я предвкушаю его. Если я выйду из укрытия, поставлю на карту свою жизнь и жизни своих друзей, я испытываю блаженство – такое чувство ощущает святой, когда его коснется бог,
Мою лирику прерывает Рушалл. Он вскакивает из-за стены, словно мишень в тире. Хватает Ламорака за руки и удерживает его на спине – тот выглядит пойманным. Сквозь гул я слышу панический визг Рушалла:
– Не стреляйте! Не стреляйте! Я его поймал!
Я, кажется, говорил, что мы по уши в дерьме? Нет, дудки – мы там по самую макушку.
Я выпрыгиваю на балкон – пристрелил бы эту сволочь, если б не боялся зацепить Ламорака, – и направляю арбалеты на стражников на том краю Ямы. Их не смущает то, что остановило меня, они поднимают арбалеты и стреляют – все восемь сразу. Некоторые промахиваются, но не меньше пяти стрел вонзаются Рушаллу в грудь и швыряют его на стену. Он оседает на пол, поверх Ламорака.
Я стреляю с бедра. Одна стрела высекает искру из балконной стены, другая летит одному из охранников под ребра. С такого расстояния кольчуга не может защитить его – стрела входит в тело по самое оперение; стражник падает на бронзовые двери – они открываются. Но возникают все новые и новые его однокорытники…
Я ныряю под прикрытие балконной ограды, чтобы перезарядить арбалет, а тем временем кто-то из стражников Трубит некий сигнал. Звук горна отдается по всему Донжону.
Похоже, ситуация стремительно ухудшается.
Мне бы добежать до противоположного края Ямы и свалить стражников, но едва я собираюсь встать, как что-то свистит мимо моей головы и ударяет в плечо сзади. Я падаю и перекатываюсь, стрела с красным оперением ударяется о пол у моих ног. Я разворачиваюсь и вижу еще четырех стражников, бегущих по тому коридору, из которого мы пришли.
Нет уж, обойдетесь – я не такой герой, чтоб умереть на этом балконе ради пяти лишних секунд для остальных.