— Канцлер, — приветствовал он Палпатина, словно встреча произошла совершенно случайно на площади возле Галактического сената.
А в ответ они получили торопливое:
— Анакин, сзади!
* * *
Скайуокер не оглянулся. Не было нужды. И дело было даже не в том, что на балконе клацнули подкованные сапоги и лязгнули намагниченные ступни механических ног; Великая сила собралась в Анакине и вокруг него, словно внезапно сжатые кулаки напуганного человека.
В изнанке мира он ощущал направление взгляда: Палпатин смотрел на источник страха, который клубился, словно теплый пар на морозном воздухе. Следом — холоднее, чем иней вокруг пасти минокки, — Анакина накрыла волна чужой силы, как будто в спину вонзили ледяной кинжал.
Забавно. После знакомства с Вентресс я всегда жду, что на Темной стороне будет жарко.
В груди словно повернули в замке ключ. Грохот в ушах растворился в кровавой дымке. Рукоять меча отыскала ладонь, рот растянулся, обнажая зубы в улыбке, украсившей бы крайт-дракона.
Вернулся дар речи.
— Это, — сообщил Анакин Палпатину и самому себе, — не проблема.
С балкона раздался приятный бас с приторными обертонами, резонирующий как пещерный рожок из дерева крийн.
Голос графа Дуку.
— Генерал Кеноби, Анакин Скайуокер, добрые господа…— добрые в самом широком смысле! — вы мои пленники…
Вот теперь у Анакина совсем не осталось никаких проблем.
* * *
Снизу должно было казаться, что Дуку нависает над джедаями.
Как все подлинные фарсы, предстоящий спектакль будет развиваться по законам безжалостной логики, а те основывались на абсурдном предположении, будто джедаи сумеют победить Дуку. Какая жалость, что его старый друг Мейс Винду не может присутствовать; граф не сомневался, что магистр с Харуун Кэла оценил бы представление.
Дуку всегда предпочитал понимающую аудиторию.
По крайней мере, здесь присутствовал канцлер, прикованный к слишком большому для него креслу в дальнем углу зала; орбитальная битва, что разворачивалась за его спиной, казалась исполинскими крыльями. Но Палпатин не столько зритель, сколько автор пьесы.
А это вовсе не одно и то же.
Скайуокер стоял к Дуку спиной, но клинок его был готов к сражению; высокий худой юноша застыл в предвкушении: такой неподвижный, что казалось, вот-вот задрожит от напряжения. Жалкое зрелище. Оскорбительно называть мальчишку джедаем.
А вот Кеноби — совсем другое дело. Седая классика. Он просто стоял, спокойно разглядывая Дуку и супердроидов, расслаблен, кулаки не стиснуты, на лице написан вежливый интерес к происходящему.
Граф испытал меланхолическое удовлетворение — причиняющее удовольствие осознание собственного величия — при мысли, что Скайуокер так никогда не поймет, сколько мыслей и сил, сколько трудов Дарт Сидиус положил на организацию его поддельной победы. Как не доступен ему артистизм, с каким граф проиграет ему.
Но такова жизнь. На алтарь добра всегда требуется жертва.
В конце концов идет война.
Дуку воззвал к Силе, собирая ее, кутаясь в нее, будто в плащ. Он вдыхал ее, пропускал через сердце, пока Галактика не стала вращаться вокруг него.
Пока он не стал осью веселенной.
Вот она — реальная мощь темной стороны, мощь, существование которой граф заподозрил еще в детстве, искал всю свою долгую жизнь, пока Дарт Сидиус не показал ее. Темная сторона не перенесла его в центр вселенной. Она сделала его центром.
Дуку напитывался энергией, пока Великая сила не стала существовать лишь для того, чтобы служить его воле.
Теперь сцена внизу слегка изменилась, хотя на взгляд постороннего меняться там было нечему. Усиленное темной стороной восприятие давало другую картину.
Кеноби был светящимся прозрачным существом, окном, распахнутым на залитый солнцем луг Великой силы.
Скайуокер — свивающейся в торнадо грозовой тучей, из которой сыпались молнии.
Разумеется, был еще Палпатин: но — вне силы. Он ничего не показывал. Он казался ровным горизонтом. Под обыкновенной, непримечательной внешностью скрывалось абсолютное идеальное ничто. Тьма за пределами тьмы.
Черная дыра в Великой силе.
И канцлер превосходно играл роль беспомощного заложника.
— Сходите за помощью! — паника в сиплом шепоте обманула бы даже Дуку.Вы должны позвать на помощь. Ни один из вас ситху не ровня!
Скайуокер повернулся, впервые за все время, прошедшее с их встречи в ангаре на Геонозисе, посмотрел графу прямо в глаза. Его ответ предназначался как Дуку, так и Палпатину.
— Скажите это тому, кого Оби-Ван оставил на Набу в виде двух частей.
Фу. Пустая бравада. Маул был животным. Обученным, талантливым, но животным.
— Анакин…
Дуку ощутил неодобрение Кеноби. Как почувствовал, с каким трудом магистр сосредоточивается на насущных проблемах.
— Анакин, на этот раз мы все сделаем вместе. Острый взгляд Дуку остановился на механической руке Скайуокера, которая сжимала рукоять меча.
— Я собирался сказать именно это.
Что ж, ладно. Время сыграть небольшую комедию.
Дуку наклонился, плащ из армированной ткани распахнулся, как два крыла; граф медленно поднялся в воздух и соскользнул по нитям Силы на основной уровень апартаментов. Приземлившись во главе стола, Дуку приподнял бровь.
— Ваше оружие, добрые господа, прошу вас. Давайте не устраивать уличную драку перед канцлером.
Оби-Ван поднял меч двумя руками — оборонительная стойка школы Атаро. Как у Куай-Гона и Йоды. С шипением засветился клинок, в воздухе запахло грозой.
— На этот раз ты от нас не сбежишь, Дуку.
— Бежать от вас? Умоляю, — граф ласково улыбнулся. — По-вашему, я разыграл всю эту операцию, чтобы сбежать? Я мог вывести канцлера из системы еще несколько часов назад. Но у меня есть более интересные мысли о том, на что лучше потратить жизнь. И это не намерение нянчиться со стариком, ожидая, когда ваша парочка попытается его спасти
Меч Скайуокера уже наготове — клинок направлен вверх и навстречу противнику.
— Тут о попытке нет речи.
— Тут и о спасении не идет речь.
Дуку забросил плащ за плечо, открывая правую руку — которой он беспечно махнул дроидам на балконе у входа.
— Что ж, добрые господа, должен ли я приказать дроидам открыть огонь? Так неопрятно, когда повсюду стреляют. Немного опасно для нас троих, согласен, но мне не хотелось бы думать, что будет с канцлером.
Кеноби шагнул к нему с медленной гипнотической грацией, как будто скользил на невидимой репульсационной плите.