Вырезано…
Финальная версия…
Гаррет и Райте одинаково откидываются назад, сложив руки на груди, и ждут, пока до меня дойдет. Они поймают Шенну на меня, как на живца, чтобы я мог видеть, как она умрет. Все запишут.
И будут продавать .
Все перед моими глазами растворяется в белом пламени, и на свете не остается ничего – только гнев.
– Должно быть, пощипало изрядно, но теперь ожоги тебя не так беспокоят, верно?
Райте снимает с меня сетку и снова убирает в мешок.
Я киваю.
– Да, Райте, спасибо.
Мой лучший друг наклоняется ко мне, кладет теплую ладонь на плечо, а свободной рукой срезает наручники, пристегнувшие мои запястья к подлокотникам.
– Мы же не станем говорить, что случилось в этой комнате, верно? Никому от этого лучше не будет, тебе в первую очередь.
– Ты прав, – отвечаю я, кивнув снова.
Очень внимательный парень; кое-что он понимает быстрее меня.
– Ты даже думать об этом не захочешь. Лучше думай о работе, которая тебе предстоит. Лучше забудь обо всем, что здесь было сказано, пока я не дам тебе знак. Столько раздумий… они тебя только встревожат зря. Мы же не хотим, чтобы ты попусту изводился, верно?
– Да, Райте, ты как всегда прав, – отвечаю я, благодарно сжимая его плечо освобожденной рукой. – Спасибо, малыш. Ты мой лучший друг. Мне чертовски повезло, что у меня есть ты, повезло как никогда в жизни.
В льдистых глазах вспыхивает улыбка.
– Повезло? Удача тут ни при чем, – говорит он. – Это судьба.
Кратер имеет в поперечнике добрую сотню ярдов – округлая вмятина на вершине холма в четверти мили от окраин Палатина. Мне кажется, он метеоритный; я не геолог, но эти горы не вулканического происхождения, а кроме того, зев вулкана не может быть таким ровным – словно параболический отражатель.
Звезды сияют над голым холмом. Деревья, и кусты, и трава, и прочая хрень – все выгорело до мелких ломких угольков, до черной земли, и недавно, судя по тому, что все вокруг до сих пор воняет керосином.
В центре чаши стоят стальные леса в два этажа, высотой несколько ярдов каждый. На нижней платформе расположен алтарь, и на нем какой-то парень проводит ритуал жертвоприношения; жертвы – цыплята, козлы и прочая недорогая живность. Парень совершенно наг, но, несмотря на холодную ночь, истекает потом, потому что земля под лесами покрыта толстым слоем тлеющих углей, куда он швыряет обескровленные тушки.
На лице его я замечаю гримасу. Похоже, парень в своем деле новичок, и кровь в таком количестве его пугает, но он продолжает читать заклятия – крепкий малыш. Голос его едва слышен за нервным квохтаньем и испуганным блеянием, а то, что мне удается разобрать, непонятно. Слетающие с его губ звуки трудно назвать словами… во всяком случае, человеческими.
На той же платформе рядом с заклинателем валяется другой юноша. Он только начинает пробуждаться от наркотического сна, чтобы обнаружить, что лежит голым и связанным тонкой впивающейся в тело проволокой.
– Грег! – окликает он коленопреклоненного у алтаря юношу. На расстоянии полсотни ярдов, разделяющие нас, едва можно разобрать, что он говорит. – Грег, в чем дело? Что ты творишь? Почему меня связали?
Он скорее озадачен, чем напуган.
Это ненадолго.
Говорит он по-английски. Я совершенно уверен, что это важно, но почему – никак не припомнить.
Над лесами полыхают пять длинных факелов, вздетых на стальные шесты примерно на одном расстоянии от края кратера и от круга горящих углей. Между шестами натянуты толстые канаты из стальной проволоки – волокна ее блестят в неверном свете. Канат перекинут от шеста на шест, высоко над голой почерневшей землей, и затем обвивает пять столбов. С того места, где сижу я в своем паланкине, – на кромке кратера – пять факелов и канат образуют явственно зримый узор, подвешенный над алтарем.
Пентаграмма.
На верхней платформе под лучами равнодушной луны покоится в обнаженное тело Берна. Парик сдернут с его голого черепа, грудь и пах выбриты. На нагой мертвой плоти начертаны сложные, переплетающиеся узоры, чьи линии блестят в лунном свете, точно серебро.
Парень на нижней платформе перерезает глотку воющей кошке, отчего визг ее сменяется булькающим звуком, и швыряет ее, еще живую, в угли. Двое монахов-носильщиков отворачиваются – любители животных, не иначе.
Все четверо охранников… я хочу сказать, артанских стражников… не сводят с кратера глаз. Лица их незримы под покрытыми копотью забралами и антиволшебными серебряными накладками. Это ощутимо и неприятно напоминает мне о социальных полицейских. Не могу сказать, почему эта мысль меня так тревожит.
Что-то насчет социальной полиции…. нет, не вспоминается никак.
Райте стоит рядом со мною, тоже жадно вглядывается в кратер, слизывая с губы испарину. Гаррет по другую сторону просто нервничает. На спине у него висит меч Берна – Косалл. В этом клинке хранится столько волшбы, что, если опустить его в кратер, он на фиг снесет весь ритуал призыва. Перевязь меча на одежде артанского вице-короля выглядит нелепо. Гаррет то и дело проводит под ней пальцем, будто перевязь здорово трет.
Очень на это надеюсь.
– Грег, нет… что ты делаешь? – спрашивает связанный мальчишка в кратере.
Глаза его распахнуты так широко, что мне отсюда видны белки.
Много-много лет назад, в самом начале своей карьеры, я подрабатывал, собирая тела для работных мертвяков в Анхане. Работа пошла насмарку, а мне довелось видеть, как пара моих недавно откинувшихся подопечных выплачивала долги натурой, после смерти. То, что я вижу, не слишком похоже на заклятие оживления, и я прямо об этом заявляю.
Гаррет кивает, глядя в свои карточки.
– Это, строго говоря, вовсе не заклятие, – замечает он, ни к кому конкретно не обращаясь.
На миг наши взгляды встречаются, потом он кашляет в ладонь и нервно поправляет галстук, словно жертва внезапного сетервью.
– Э-э… высокое содержание металла в слагающих кратер породах… э-э… превращает его в рефлектор Силы, – читает он. – Э-э… комбинация заклинаний, магического резонанса силовых токов внутри кабельной пентаграммы и, безусловно, э-эманаций боли и ужаса, которые молодой Проховцев вызывает у своих жертв, привлечет Силу внешнюю. Когда она, внешняя Сила, приблизится, чтобы кормиться, кратер сосредоточит ее присутствие, направляя в точку фокуса; туда, где находится юноша, проводящий… э-э… ритуал. Таким образом Проховцев произведет перенос сознания – так сказать, поцелуй жизни, хе-хе – в труп… э-э… святого Берна на верхней платформе.