При этой мысли он невольно, инстинктивно оборачивается…
И первым из зевак, пришедших на похороны Туп, видит, как со стороны Дворянской на берег выходят сплоченные колонны пехоты.
Он не мог бы сказать, взаправду видит их или то лишь фантомы, рожденные усталостью и лихорадкой. Да и какая разница?
Он мог встретить их только огнем.
Пламя являлось так легко, так быстро: рефлекторный выброс Силы, вздымавшейся смерчем кундалини от нижних чакр, чтобы протечь сквозь позвоночник и брызнуть с пальцев. Одним взмахом руки он мог обрушить перуны на вражескую орду.
Лихорадочный бред продолжается под взаправдашние вопли, взаправдашней кровью…
Пехота шагает по Общинному пляжу, лучники идут в задних рядах. Патрульные, ограждавшие место похорон, берутся за оружие; по толпе зевак проходит суматошная рябь, покуда те пытаются разом посмотреть, что случилось, и убраться с дороги, а у зажатого среди них Делианна бьется в голове одна мысль: «Все как с Томми, только в этот раз я не побегу. Я не могу бежать. Я их король, и это мой долг». По мановению его руки песок под ногами вспыхнул огнем до самых сизых туч, зубчатым пламенным бастионом от реки до самых домов, но пехота идет вперед, и летят стрелы, вспыхивая – пфтп! – когда пролетают через огонь и, втыкаясь в плоть, поджигают одежду. Пляж заполняют визжащие обожженные, раненые зеваки, рассыпаясь по сторонам, точно искры от растоптанного кострища.
Выплеснув на две сотни шагов вперед струю огня, Делианн освобождает переулок Флейтиста от заполнивших его солдат, те шарахаются, кашляя кровью из опаленных глоток, толпа с пляжа в панике бросается к входу в переулок, словно вода в разлом посреди плотины. Делианн оборачивается на рассвет, чтобы обратить свой пламень на шеренги пехотинцев, чтобы поджарить их в броне и наполнить небеса Анханы вонью горелых трупов, но на плечо его ложится рука, словно ковш парового экскаватора производства «Фабрик Ильмаринен». Он оборачивается и видит налитые кровью желтые буркала с кулак величиной; огр Руго с сожалением бурчит сквозь бронзовые клыки: «Нада было тя, зразу, грохнуть. Ща Кайра мне ужтроит…» – и последним, что видит Делианн, оказывается стремительно надвигающийся, словно сорвавшийся с обрыва валун, затянутый в серо-зеленую чешую кулак.
Человек, который был прежде богом, остановился на вершине своего триумфа. Хитростью и упорством забрался он на эту гору и с высоты ее увидал впереди свою землю обетованную.
Он зрил, откуда шел его путь, и зрил, куда желает попасть, но того не ведал, кем был сам; ибо в мыслях своих он оставался богом, в то время как давно стал человеком.
И с первым шагом вниз, в низины, он заново начал понимать, каково это – быть человеком.
История просачивалась в сеть по капле, по клочку, чтобы поддерживать огонь под ведьмовским котлом общественного интереса. Вначале – пожар в Кунсткамере, намеки на саботаж и поджог, действия подпольной группировки экотеррористов «Зеленые рыцари»; потом репортаж «Где же Кейн?», когда неизвестный источник из внутренней сети «Майкрософта» подтвердил, что залоговые кандалы Хэри Майклсона исчезли с карты слежения и суд предположительно уже наложил арест на его дом и сбережения.
Расследование дела «Зеленых рыцарей» привело КСБ к некоему администратору Керри Вурхис, главе отдела хранения опасных биоматериалов Студии Сан-Франциско. Сама Вурхис исчезла, но сотрудников ее отдела допросили подобнейшим образом, и те хором твердили об изменениях в поведении своей начальницы, странным образом совпавших с началом ее «дружбы» с Шенной Лейтон. Когда КСБ обыскала оклендскую квартиру администратора Вурхис, в ядре данных ее терминала были найдены зашифрованные документы, где упоминались «Зеленые рыцари», а также дневник, намекавший, что отношения ее с Шенной Лейтон выходили за пределы простой дружбы.
Но настоящий скандал разразился, когда достойный доверия источник в самой Студии выложил в сеть записи камер слежения из Кунсткамеры, сделанные во время пожара, когда публика узнала, как близко мир подошел к тому, чтобы навеки лишиться Кейна, – а ловкий репортер выяснил, что Студия неожиданно выкупила у казны дом Майклсона и права на все его Приключения.
Загадка исчезновения Майклсона приобретала обличье заговора. Пошли слухи о тайных миссиях и студийных «батальонах смерти». Убит ли актер по приказу Студии? Целые сутки продержался слух, будто Майклсона видели на входе в полуподпольную клинику косметической хирургии в Кабуле. Действительно ли он скрывается или Студия отправила его в подполье, чтобы нанести экотеррористам ответный удар? И какую связь с этим имеет вспышка ВРИЧ-инфекции в Поднебесье и – к этому времени уже признанная общественностью – лесбийская интрижка между Пэллес Рил и террористкой Керри Вурхис?
Два дня спустя из залива выловили полуразложившееся тело администратора Вурхис; в ядре данных ее наладонника хранилась предсмертная исповедь. Она присыпала груз, ожидающий отправки в рудничную колонию Забожье опытными образцами нескольких штаммов вируса РИЧ. Сделано это было, по утверждению безумицы, с тем, чтобы привлечь внимание публики к опасностям эксплуатации ресурсов Поднебесья.
Признание это было сделано из чувства вины, в муках преданной любви, когда Вурхис осознала, что ее возлюбленная Шенна Лейтон – ее учитель, ее идол – обманула ее. Актер Лейтон не собиралась сдерживать эпидемию; наоборот, она поклялась отправиться в Поднебесье и в обличье Пэллес Рил продолжить борьбу с губителями природы – против всякого, кто пашет землю, чтобы накормить семью, или собирает хворост для костра.
Керри Вурхис не могла жить, зная, что совершила немыслимое. Совершила, – как заметил лично Джед Клирлейк с тем трагически-ироническим остроумием, о каком большая часть сетевых репортеров может лишь мечтать, – ради любви Пэллес Рил.
В ходе бурных поисков Кейна звездой стал Гейл Келлер, неплохо наварившийся на многочисленных сетервью. Елейноватые манеры человека, явно скрывающего секретную информацию, неплохо уравновешивало то упорство, с каким он защищал директора Майклсона: верность – основная добродетель касты ремесленников. Келлер неизменно настаивал, что директор Майклсон был предан своей работе, Студии и всему миру – настоящий командный игрок. Верно, что директор действовал поспешно, отправив Пэллес Рил в Поднебесье, не расследовав сначала причин эпидемии, но ведь следует помнить, кем он был прежде, не так ли? Кейн – в первую очередь человек действия; директор Майклсон увидел шанс покончить с кризисом почти немедленно и с минимальными расходами. Невзирая на катастрофические последствия, это было ответственное административное решение. Во всяком случае, Майклсон не мог знать заранее, до какой степени обезумела его супруга, и не мог догадываться о ее планах.
«В конце концов, – поведя плечами, замечал Келлер в каждом интервью, – какой мужчина может догадаться, о чем думает женщина?»
Когда загадка исчезновения Майклсона наконец разрешилась, общественности сообщил скорбную весть лично президент Студии бизнесмен Вестфильд Тернер во время своей пресс-конференции на фоне классического фасада Центра праздножителей в Женеве.