— Нет. Препарат, который я ему назначу, никак не повлияет на мозговую активность.

Ребус взглянул на профессора Терехова.

— А вы что думаете?

— То же самое, — ответил Терехов. — Дурные сны этого парня не помешают нам провести эксперимент.

— Дурных снов больше не будет, — пообещал Кремер. — Гарантирую, что к моменту эксперимента его психика станет абсолютно устойчивой.

Ребус прищурил блеклые глаза и назидательно проговорил:

— Не перетрудитесь, доктор. Вы и так сделали его чрезвычайно покладистым. Даже слишком покладистым.

Психиатр пожал плечами.

— Я избавил его от агрессии по вашей же просьбе. Если вам не нравится, я могу…

— Он догадывается о том, кто он такой? — прервал его Ребус.

— Видите ли… — Кремер слегка стушевался. — Это не совсем корректная постановка вопроса. Безусловно, он не просто носитель. Личность художника Георгия Ларина оказалась слишком сильной, и это не может не удивлять. Эта личность не позволила «объекту А. Г.» доминировать и загнала его в область подсознания.

— Догадывается или нет? — повторил свой вопрос Агадамов.

— Ну… он, конечно же, подозревает, что с ним не все в порядке. И он понимает, что дело тут не только в снах. Обычный человек на его месте забил бы тревогу, но Георгий Ларин — художник, и подобные сдвиги сознания для него норма. Каждый художник немного шизофреник, и каждый художник догадывается об этом.

— Главное, чтобы он не сошел с ума до того, как эксперимент будет закончен, — сказал Ребус. — Возвращайтесь к себе, господа ученые. Если вы понадобитесь, я вас вызову.

2

Сидя у окна лаборатории, профессор Терехов взглянул на Установку, сооруженную во внутреннем дворике полярной станции. Отражая свет прожекторов, Установка переливалась всеми цветами радуги, и зрелище это не могло не завораживать. От установки в стене станции тянулся толстый кабель. Один из отводов этого кабеля находился внутри лаборатории и был присоединен к компьютерному пульту управления.

Терехов отвел взгляд от окна и наполнил фужер красным вином. Поднял фужер, посмотрел сквозь него на лампу и горько усмехнулся. Хоть этого допинга его не лишили.

Сделав несколько глотков, он поставил фужер на стол и погрузился в размышления. Было мнение, что запуск Установки способен привести к страшным и необратимым последствиям. Терехов вспомнил, как несколько дней назад сам доказывал это Агадамову:

— Когерентность с другими Вселенными может проделать в нашем мире что-то вроде прорехи! И одному Богу известно, какая нечисть может хлынуть из другого мира в эту прореху!

Ребус тогда лишь отмахнулся. Ему было плевать на «нечисть из другого мира». Его интересовал только сам этот «другой мир», дверь в который Ребус собирался открыть с помощью Установки и помещенного внутри нее художника Ларина.

Впрочем, и сам профессор Терехов не слишком беспокоился. Кто-то из коллег Терехова предполагал, что если Установка заработает на полную силу, наш пространственно-временной континуум может свернуться в чёрную дыру. В такую вероятность Терехов верил слабо.

Он допускал, что последствия эксперимента со спиралевидным зеркалом могут привести к катастрофе, однако не испытывал по этому поводу особой тревоги. Ему, так же как и Агадамову, было глубоко плевать на Вселенную. В этом они с Ребусом быстро нашли общий язык. Угнетало Терехова лишь одно: если Вселенная погибнет, то он уже никогда не сможет отыскать и вернуть брата.

Впрочем, и это можно пережить…

Терехов отхлебнул вина, поставил фужер на стол, положил узловатые пальцы на клавиатуру компьютера и взглянул на мерцающий монитор. Осталось кое-что подкорректировать, и Установка будет готова к работе.

Вселенная погибнет? И черт с ней! Если Вселенная провалится в тартарары, туда ей и дорога. Люди давно исчерпали кредит доверия, выданный им Создателем (кем бы ни был этот Создатель), а мир, который они изуродовали, не стоит и ломаного гроша.

Несколько минут профессор Терехов щелкал клавишами компьютера, вводя данные. Несмотря на решимость, в голове у него царил полный сумбур, но сумбур этот касался не научной стороны вопроса, а его нравственной составляющей. Время от времени пальцы его зависали над клавиатурой, а по лицу пробегала тень, но после недолгой паузы он снова продолжал работу.

Наконец Терехов ввел последнее значение, на секунду замешкался, а затем клацнул пальцем по клавише ENTER.

Экран монитора потемнел, и в следующее мгновение на нем загорелись большие желтые буквы:

УСТАНОВКА ГОТОВА К ИСПОЛЬЗОВАНИЮ.

3

Ледяная вода обожгла тело Егора. Он ушел под воду, но тут же попытался вынырнуть, однако безуспешно — руки уперлись в толстый слой льда. Егор, перебирая по льду руками, попытался найти полынью, в которую упал, но вода была мутная, а пальцы то и дело соскальзывали со скользкого льда.

— Держись, Волчок!

Торт размахнулся и ударил по льду кулаком. Тридцатисантиметровый слой льда хрустнул, как стекло. Торт размахнулся и ударил снова. На этот раз его кулак пробил лед — здоровяк сунул руку в воду и попытался схватить Егора за волосы, но не успел — течение снесло Волчка в сторону.

— Твою мать! — в сердцах крикнул Торт.

Он вскочил на ноги, быстро отбежал на несколько шагов, снова упал на колени и вновь с размаху саданул по льду кулаком. Лед хрустнул, но на этот раз хрустнул не только он, но и кости Торта.

Гигант завопил от боли, но тут же сцепил зубы и ударил по льду кулаком здоровой руки. Лед здесь оказался толще, и пришлось ударить по нему еще несколько раз, прежде чем он раскололся.

На этот раз, сунув обе руки в ледяную воду, Торт сумел ухватил Егора за воротник куртки и с силой потянул на себя. Егор взмыл над водой в облаке ледяных брызг и рухнул спиной на лед, в метре от дыры.

Торт завис над Волчком и вгляделся в его белое от холода лицо. Затем быстро наклонился к его губам ухом и прислушался к дыханию. Егор не дышал.

Белобрысый гигант отпрянул от Егора, размахнулся и легонько ударил его кулаком по груди. Потом еще раз, и еще.

— Давай, брат! Дыши!

Он прижал к груди Егора широкие ладони и несколько раз ритмично надавил. Тело Волчка содрогнулось, он открыл глаза и закашлялся, изрыгнув на Торта фонтан воды.

Гигант вытер лицо рукой и пробасил, глядя на Егора:

— Живой?

— Жи… вой, — сдавленно произнес в ответ Егор и снова закашлялся.

Торт снял с себя меховую шапку и натянул ее на голову Егору.

— Грейся!

Затем сорвал с пояса флягу-термос с теплым кофе, отвинтил крышку и приложил горлышко к губам Егора: