— Тогда как же Бишоп собирает свою армию? Раз все в городе присягнули Амелии?
— Он кусает тех, кого хочет сделать своими сторонниками, и в итоге отнимает их у нее. Одни идут на это добровольно, другие нет, но все, кто прошел через это, теперь верны ему. Думаю, их немало. — Он вперил в Клер острый взгляд, — Как Майкл?
— С Майклом все в порядке. Он в камере.
— А Сэм?
Клер лишь головой покачала. После Майкла его дед Сэм был самым младшим вампиром в городе, и Клер не видела его с тех пор, как он покинул Стеклянный дом, намного раньше всех прочих вампов. Амелия отослала его с каким-то поручением — она доверяла ему больше, чем многим другим, даже тем, кого знала не одну сотню лет. Наверное, из-за чувств, которые питал к ней Сэм. История просто сказочная — любовь, которая игнорирует само понятие практичности, не боится никаких опасностей и может оборваться только со смертью.
Непроизвольно Клер посмотрела на Шейна; почувствовав ее взгляд, он улыбнулся в ответ.
Сказочная история любви.
Наверное, Клер слишком молода для этого, но ее чувства были так сильны, так реальны…
А у Шейна даже не хватило мужества признаться ей в любви.
Она сделала глубокий вдох и постаралась выкинуть все это из головы.
— Мирнин, что нам теперь делать?
Он долго молчал, потом отошел к закрашенному окну и открыл его. Солнце уже садилось, вот-вот скроется совсем.
— Отправляйтесь домой, — сказал он наконец. — Сейчас люди правят бал, но их тоже раздирают противоречия. Сегодня ночью нас ждет борьба за власть, и не только между двумя группировками вампиров.
Шейн посмотрел на Монику — ее синяки служили доказательством того, что эта борьба уже началась, — и снова на Мирнина.
— А вы что будете делать?
— Останусь здесь. Со своими друзьями.
— С друзьями? С этими… результатом неудавшегося эксперимента?
— Именно. Я для них вроде отца. Кроме того, их кровь в случае нужды сгодится не хуже всякой другой.
— Меня все эти подробности не интересуют. — Шейн кивнул Анне, — Пошли.
— Только не лезь в бутылку, Шейн.
— Приглядывай за Клер и Евой. Я пойду первым.
— А как же я? — захныкала Моника.
— Что, и впрямь хочешь знать? — Шейн одарил Монику взглядом, способным дотла спалить ей волосы. — Скажи спасибо, что я не оставляю тебя здесь в качестве десерта для него.
Мирнин наклонился и прошептал Клер на ухо:
— Мне нравится этот юноша, — Увидев смятение на ее лице, он вскинул руки и улыбнулся, — не в том смысле, моя дорогая. Просто он кажется очень надежным.
— С вами тут ничего не случится? — спросила она после паузы. — Честно?
— Честно? — Он посмотрел ей в глаза. — На данном этапе — да. Однако у нас очень много дел, Клер, и очень мало времени. Я не могу прятаться долго. Тебе известно, что стресс ускоряет развитие болезни? А сейчас все мы переживаем очень сильный стресс. Значит, появятся новые больные, которые будут утрачивать связь с реальностью. Жизненно важно как можно быстрее продолжить работу над лекарством.
— Я постараюсь сделать так, чтобы завтра вы вернулись в лабораторию.
Когда они уходили, он стоял в лучах гаснущего света, рядом с ржавым подъемным краном, чья стрела на три этажа уходила вверх, во тьму, где носились птицы.
И больные, злобные плоды неудачного эксперимента прятались в тени — может, дожидаясь момента, когда удастся напасть на своего создателя.
Если так, то Клер от души жалела их.
Люди ушли, но перед этим от души «позабавились» с машиной Евы. Она потрясенно смотрела на вмятины и треснувшие стекла; но, по крайней мере, машина сохранила все четыре колеса, а повреждения носили косметический характер. Двигатель завелся сразу же.
— Бедная моя малышка, — Клер сочувственно похлопала по рулевому колесу, — Мы тебя починим, не сомневайся. Правда, Анна?
— Да я пока даже не знаю, что буду делать завтра, — ответила Анна, усаживаясь на переднее сиденье, — Хотя нет, знаю. Буду выправлять вмятины «Куин Мэри» [19] и вставлять новое стекло.
На заднем сиденье Клер играла роль человеческого эквивалента нейтральной Швейцарии между воюющими нациями Шейна и Моники, которые, соответственно, сидели у окон. Обстановка была напряженная, все молчали.
На западе солнце опускалось во всей своей красе; в обычных обстоятельствах это превращало Морганвилль в удобный для вампиров город. Сегодня дело обстояло иначе, что становилось все очевиднее по мере того, как, оставляя позади район заброшенных складов, Ева приближалась к Вамптауну.
Сейчас на улицах было полно людей — и это на закате!
Разъяренных людей.
В одном месте они проехали мимо группы, собравшейся вокруг мужчины, который стоял на деревянном ящике и что-то выкрикивал в толпу. Рядом с ним лежала груда деревянных колов, и люди расхватывали их.
— Да, выглядит не очень-то приятно, — заметила Ева.
— И это все? — Моника пригнулась, чтобы ее не заметили. — Они пытались убить меня. А ведь я даже не вампир!
— Да, но ты есть ты, и это все объясняет. — Ева поехала медленнее. — Много машин.
Много машин? В Морганвилле? Клер наклонилась вперед и насчитала на улице впереди по крайней мере шесть автомобилей. Первый свернул в сторону, преграждая дорогу второму — большому фургону; он попытался дать задний ход, но ему помешал третий автомобиль.
Вампирский фургон с затененными стеклами оказался в ловушке. Старыми, разбитыми седанами, преградившими ему дорогу, управляли люди.
— Это машина Лекса Перри — та, что свернула в сторону, — сказала Анна, — а в третьей, по-моему, братья Нунелли. Собутыльники Сола Манетти.
— Сол — этот тот подстрекатель?
— Ага.
Теперь люди со всех сторон окружили фургон, толкали его, раскачивали из стороны в сторону.
В машине Евы никто не проронил ни слова.
Фургон раскачивался все сильнее. Колеса начали вращаться — фургон попытался отъехать, но опрокинулся и беспомощно упал набок. Толпа с ревом забралась на него и принялась бить стекла.
— Нужно что-то делать, — сказала Клер.
— Да? Что именно? — спросила Анна.
— Позвонить в полицию?
Вот только полиция уже была здесь, даже две машины, но и полицейские не могли ничему помешать. Фактически они выглядели так, будто не хотели и пытаться.
— Поехали, — сказал Шейн, — Мы здесь ничего сделать не можем.