Фелисина продолжала глядеть на тело лежащей старухи.
— Надо же, когда-то она была живой женщиной.
— Все они были живыми, — сказал Кульп.
— И жили очень долго, — добавил Геборий. — Алхимические средства и ритуалы продлевали им жизнь. В этом городе жили по шестьсот — семьсот лет и могли бы жить еще. Их погубил другой ритуал.
— Потом город затопило водой, насыщенной солями, — сказал маг.
— Отчего окаменели не только кости, но и сами тела, — подхватил Геборий. — Поток этот породили дальние события. Бессмертные стражи пришли и ушли.
— Что еще за бессмертные стражи? — спросила Фелисина. Геборий не ответил. Он снова запрокинул голову и сказал:
— Неподалеку есть источник.
— Так веди нас туда, слепец, — потребовала Фелисина.
— У меня еще столько вопросов, — заявил Кульп.
Геборий улыбнулся ему, как улыбаются нетерпеливым детям.
— Потом. Наш путь к источнику многое тебе объяснит.
Окаменевших жителей древнего города было несколько сотен. Спокойное и даже радостное принятие ими смерти почему-то задело Фелисину.
«Оказывается, конец не всегда бывает мучительным. Жрецы утверждают, будто Клобуку все равно, как и в каком состоянии умирает человек. Самые обильные урожаи смерть пожинает во время войн, голода и эпидемий. Если верить жрецам, Клобук давно привык к толпам душ возле врат своего царства. Теперь я знаю: не все приходят туда с плачем и стенаниями. Смерть бывает и сладостной».
Она ощущала незримое присутствие Клобука. С самого их возвращения в реальный мир он постоянно находился рядом. Фелисина вдруг поймала себя на том, что думает о Клобуке как о… возлюбленном. Он проник в глубины ее существа, и это придавало ей уверенности.
«Я не боюсь Клобука. Сейчас мне страшны лишь Кульп и Геборий. Говорят, боги боятся смертных сильнее, нежели друг друга. А Клобука я не боюсь. Я ловлю отзвуки его мыслей. Он наверняка должен мечтать о реках крови. Может, я уже давно принадлежу богу смерти? Что ж, тогда я отмечена».
Геборий повернулся к ней, глядя воспаленными, невидящими глазами.
«Никак ты читаешь мои мысли, старик?»
Его губы сложились в подобие лукавой улыбки. Геборий отвернулся и пошел дальше.
Из зала, наполненного умиротворенными мертвецами, они вышли в туннель. Потоки воды отполировали каменные стены до зеркального блеска. Потолок казался угрожающе низким. Они шли, и вместе с ними перемещался магический свет Кульпа.
«Мы бредем, словно живые трупы, обреченные Клобуком на бесконечное путешествие», — подумалось Фелисине.
Туннель вывел их на узкую, кривую улочку. Фелисину поражало, с какой ловкостью Геборий обходил груды вывернутых из мостовой камней. Улицу накрывала стеклянная крыша, теперь сплющенная и во многих местах пробитая. По обеим сторонам стояли невысокие дома. Сточные канавы, засыпанные песком, тоже были из стекла.
На улице им снова встретились окаменевшие трупы, однако их позы и выражение лиц были совсем иными. Не умиротворенность, а ужас читался на каждом лице.
Геборий остановился.
— А вот вам новые свидетельства. Как видите, эти люди умирали совсем по-другому.
Кульп склонился над окаменевшим трупом мужчины.
— Странствующий.
— Да, — подтвердил бывший жрец Фенира. — В этом городе жило немало странствующих и диверов. Силы, которыми они хотели повелевать, однажды вырвались из-под их власти. Страшно подумать, что здесь творилось. Люди сходили с ума, бросались на своих родных. Город был уничтожен за считанные часы.
Внимание Кульпа привлек другой труп, едва заметный среди нагромождения тел.
— Здесь погибли не только люди.
— Не только, — со вздохом подтвердил Геборий.
Маг разглядывал обезглавленный, изуродованный труп, у которого уцелела лишь рука и часть ноги. Кожа коричневого цвета, крупные кости, веревки жил, бывших когда-то сильными мускулами. Где-то она уже видела такие тела… Ах да, там, на борту «Силанды»… Тлан-имасы.
— Это и есть твои «бессмертные стражи»? — спросил у Ге-бория Кульп.
— Да.
— Их здесь тоже полегло немало.
— Ты прав, маг, — сказал Геборий. — Странствующие и диверы были таинственным образом связаны с тлан-имасами. Жители этого города вряд ли подозревали о таком родстве, хотя горделиво именовали себя первой империей. Подобная дерзость рассердила тлан-имасов; они посчитали, что люди беззастенчиво присвоили себе чужое звание. Ведь первая империя — это владычество тлан-имасов. Однако их сюда привело не желание наказать людей за дерзость. Тлан-имасы почуяли, какой бедой грозит устраиваемый ритуал, и поспешили выправить положение.
— Помнишь наше столкновение со странствующим и появление на корабле отряда тлан-имасов? Неужели история повторяется?
— Не знаю, маг. Я говорил, что некоторые ворота лучше не открывать. Особенно древние. Никто не знает, какие силы мы выпустим на свободу.
— Помнишь дракона? — спросил у него Кульп. — Он ведь был странствующим и… неумершим.
— То был тлан-имасский шаман. Возможно, один из стражей, почуявший новую беду… Ну что, идем дальше? Я чувствую воду. Источник еще жив.
Когда-то здесь был сад. Остатки растительности еще сохранились, питаемые водой пруда. Из-под треснувших плиток дорожки выбивалась белесая трава. Стволы мертвых деревьев опоясывали вьющиеся растения с белыми и розовыми листьями. На тонких стеблях висели гроздья каких-то ягод, отдаленно напоминающих виноград.
Как и во всем городе, в саду владычествовала темнота. Магический свет Кульпа на время разогнал ее. Белые безглазые рыбы в пруду испуганно шарахнулись прочь.
Фелисина присела на край пруда и погрузила дрожащие руки в прохладную воду. Ее охватило непонятное ликование.
— Алхимия еще сохраняет свою силу, — сказал ей стоявший позади Геборий.
— О чем ты говоришь?
— Об этой воде. О благословенном нектаре. Выпей его.
— Интересно, эти ягоды съедобны? — спросил Кульп, срывая гроздь.
— Как сейчас — не знаю, а девять тысяч лет назад они были вполне съедобными.
Они ехали, оставляя за собой густой шлейф пепла, который неподвижно повисал в воздухе. Шлейф тянулся до самого горизонта, хотя внутри имперского Пути такие понятия, как «далеко» и «близко», весьма относительны. Их путь был совершенно прямым, словно древко копья.
— Мы заблудились, — сказала Минала.
— Лучше заблудиться, чем висеть на тифанском копье, — отозвался Кенеб, стремясь хоть как-то поддержать ассасина.
Калам постоянно ловил на себе тяжелый взгляд Миналы. Ему не хотелось оборачиваться и встречаться с ее серо-стальными глазами.