До берегов Паты оставался один день пути, и предчувствие сражения ощущалось везде, даже в воздухе.
Перед входом в шатер Кольтена Дюкр немного задержался. На карауле стояла его недавняя спутница. Ее бледно-голубые глаза встретились с глазами историка. Дюкру почудилось, будто ему на грудь легла невидимая рука. Удивленный, он кое-как выдавил из себя улыбку.
Когда они вошли внутрь, Лист прошептал:
— Она вам нравится?
— Не говори глупостей, капрал, — огрызнулся Дюкр.
«Я, мальчик мой, не в таком возрасте, чтобы с кем-то обсуждать свои сердечные дела. И потом, она глядела на меня больше с жалостью, чем с желанием, что бы ни нашептывало мне сердце. И нечего забивать себе голову пустыми мечтаниями».
Мрачный Кольтен стоял посередине шатра, прислонившись к столбу. Балт и Лулль сидели на походных стульях, оба нахмуренные. Возле дальней стены, завернувшись в шкуру антилопы, стоял Сормо. Глаза колдуна скрывал сумрак. По всему чувствовалось, в шатре происходил довольно неприятный разговор.
Балт кашлянул.
— Сормо нам тут рассказывал про семкийского бога, — пояснил он вошедшим. — Духи сообщили — кто-то намял ему бока. И здорово. В ночь нападения в тех местах появился демон. Кто и откуда — попробуй разнюхай. Демон был очень осторожен. Измолотил семкийца и исчез. Сдается мне, историк, что у того «когтя» имелся спутник.
— Так это был имперский демон?
Балт пожал плечами, кивнув в сторону Сормо. Юный колдун, похожий на черного грифа, шевельнулся.
— Здесь у нас с Нилом мнения разошлись.
— Почему? — полюбопытствовал Дюкр. Сормо, как всегда, перед ответом помолчал.
— Когда той ночью Нил скрылся внутри себя… вернее, он решил, что это был его разум, давший ему защиту от магического нападения семкийца…
Чувствовалось, юному колдуну трудно подыскать точные слова.
— В Семиградии есть таноанские жрецы. Их еще называют странниками духа. Говорят, они способны проникать в некий потаенный мир. Это не магический Путь, а место, где души освобождаются от плоти. Похоже, Нил попал в тот мир и там с кем-то столкнулся. Сначала он решил, что встретил часть себя. Но, приглядевшись, Нил убедился: передним… чудовище.
— Какое чудовище? — насторожился Дюкр.
— Это был мальчишка возраста Нила, только с лицом демона. Нил считает: незнакомец имел какое-то отношение к демону, расправившемуся с семкийцем. Имперские демоны редко подчиняют себе людей.
— Тогда кто же его послал?
— Возможно, никто.
«Неудивительно, что у Кольтена все перья торчком». В шатре вновь стало тихо. Через несколько минут Балт громко вздохнул и вытянул свои жилистые кривые ноги.
— Камист Рело приготовил нам теплую встречу на западном берегу Паты. Обойти его гостеприимных мятежников мы не можем. Будем прорываться сквозь них.
— Пойдешь с моряками, — сказал историку Кольтен.
Дюкр вопросительно посмотрел на Лулля. Рыжебородый капитан широко улыбался.
— Вам отвели место среди лучших. Поздравляю.
— Клобук накрой вас вместе с поздравлениями! Я не выдержу и пяти минут сражения. После той ночной миссии у меня чуть сердце не лопнуло.
— Мы не пойдем впереди, — успокоил его Лулль. — Слишком мало нас осталось. Если все будет происходить, как надо, нам даже не придется обнажать мечи.
— Тогда другое дело, — сказал Дюкр и на одном дыхании выпалил Кольтену: — Аристократам напрасно вернули слуг. Это было ошибкой. Теперь знать считает, что больше вы такого не сделаете, и они могут измываться над слугами, как пожелают.
— Я видел их, когда мы дрались на берегах Секалы, — сказал Балт. — Выучки почти никакой, но оборону держали крепко.
— Дядя, у тебя сохранился их свиток с требованием компенсаций? — спросил Кольтен.
— Хотел уже выкинуть.
— Там, кажется, было расписано, какой слуга сколько стоит.
Балт кивнул.
— Тогда забери от них слуг и заплати полностью. Золотыми джакатами.
— Хорошо. Представляю, как золото оттянет им карманы.
— Лучше им, чем нам.
— Но ведь это деньги солдатского жалованья! — встрепенулся Лулль.
— Империя всегда платит свои долги, — рявкнул Кольтен.
И вновь стало тихо. Историку вдруг подумалось, что истинный смысл этих слов касается не только удовлетворения требований горстки спесивых аристократов. Истинный смысл гораздо шире, и грядущие события это подтвердят. Чутье подсказывало Дюкру, что в своих ощущениях он не одинок.
Казалось, плащовки вьются вокруг самой луны, освещавшей равнину. Дюкр сидел возле дотлевающих углей костра. Возбуждение согнало историка с подстилки. Его удивило, что лагерь спал. Даже животные затихли.
Над костром сновали ризанские ящерицы, ловя плащовок. В воздухе стоял непрекращающийся хруст их трапезы.
К костру кто-то подошел и молча опустился на корточки. Кольтен!
Дюкр ждал, что полководец заговорит, но тот молчал.
— Главнокомандующему не помешало бы отдохнуть перед сражением, — сказал наконец Дюкр.
— А историку?
— Я почти не сплю.
— Жизнь повернулась спиной к нашим нуждам, — сказал виканский полководец.
— Так было всегда.
— Да ты шутишь, как виканец!
— Учусь у Балта. У него потрясающее отсутствие чувства юмора.
— Это все знают.
И снова тишина, шелест крыльев виканских ящериц и их нескончаемый пир. Дюкр не решался о чем-либо расспрашивать Кольтена. По сути, он его совсем не знал. Если полководца и одолевали сомнения, он бы ни за что их не показал перед историком. Командиру нельзя приоткрывать свои слабые стороны. Но с Кольтеном все было еще сложнее; его скрытность обусловливалась не только положением главнокомандующего. Даже Балт как-то признался, что племянник гораздо скрытней, чем принято у виканцев.
Кольтен никогда не выступал перед войсками. Нет, он не таился от солдат, но и не делал себя центром внимания, чем грешили многие его командиры. И тем не менее солдатские сердца безраздельно принадлежали ему, словно были заполнены его незримым присутствием.
«Что будет, когда однажды эта вера поколеблется? Вдруг нас от этого отделяют считанные часы?»
— Противник выслеживает наших дозорных, — нарушил молчание Кольтен. — Нам не узнать, какие «подарки» приготовлены для нас в долине.
— А как союзники Сормо?
— У духов тоже жаркое время.
«Неужели семкийский бог так и не повергнут?»
— Канельды, дебралийцы, тифанцы, семкийцы, тепасийцы, халафанцы, убарийцы, хиссарцы, сиалкийцы и гуранцы.