— Я ни на чем не настаиваю, — ответил Паран. — Мне надоели сражения.
Наклонившись в седле, он кивком головы указал на мула.
— А это твой боевой мул?
Человек громко расхохотался.
— Ему нравится так думать. Давай, путник, спешивайся. Если ты голоден, у меня есть чем тебя угостить.
Капитан слез с лошади и сел у огня.
— Меня зовут Паран.
Человек вернулся на свое место по другую сторону костра.
— А я — Колль, — представился он, вытягивая перевязанную ногу. — С севера едешь?
— Да. Сначала потерся в Генабарисе. Потом в Крепыше.
Колль насторожился.
— Видом ты похож на наемника. Правда, не солдата, а офицера. Я слышал, в Крепыше жарко было. Тебя, часом, не подпалило?
— Я прибыл туда позже. Видел только завалы и груды трупов. Думаю, очевидцы мне не врали. — Помешкав, Паран добавил: — В Крепыше ходили слухи, что Дитя Луны улетело в Даруджистан.
Колль что-то пробурчал и подбросил хвороста в костер.
— Так оно и есть.
Он махнул рукой на помятый котелок.
— Там жаркое. Давай, не стесняйся.
Только сейчас Паран понял, что и впрямь голоден. Он снял с углей котелок, взял предложенную Коллем деревянную ложку и стал есть. Отправляя себе в рот куски жаркого, Паран думал: не спросить ли у Колля про раненую ногу? Потом вспомнил, чему его учили «когти». Если выдаешь себя за воина, так играй эту роль, не навлекая подозрений. Никто не спрашивает об очевидных вещах. Смотри, не пялясь, и говори о разных пустяках. Все важное рано или поздно всплывет само. Солдаты никуда не торопятся. Им свойственно терпение. И безразличие тоже. Так ли уж важно, кто и при каких обстоятельствах ранил этого человека? А потому Паран спокойно доедал жаркое. Колль молча ждал, вороша костер. Кроме хвороста капитан заметил и несколько поленьев. Откуда взялись на холмах дрова — тоже не повод для расспросов. Взялись, и все тут.
Закончив трапезу, Паран как можно чище вытер ложку рукавом и вернул Коллю (воды поблизости не было). Потом сел, подавляя отрыжку.
— В Даруджистан путь держишь? — нарушил молчание Колль.
— Да. А ты?
— И мне туда же. Через день-другой смогу выехать. Правда, мне как-то не очень улыбается появиться в городе верхом на муле.
— Солнце почти село, — сказал Паран. — Не возражаешь, если я заночую вместе с тобой?
— Ни в коем случае. Оставайся.
Капитан встал и пошел стреножить лошадей. Он решил задержаться на день, чтобы дать Коллю окрепнуть. Приехав в Даруджистан вместе с Коллем, он вызовет меньше подозрений. Так будет легче найти место для ночлега. Возможно, он даже сумеет получить кое-какие полезные сведения. Время, конечно, дорого, но все внутри подсказывало Парану, что задержаться стоит.
Лошадей он привязал рядом с мулом, а снятое седло перенес к огню.
— Я вот о чем подумал, — начал Паран, опираясь спиной о седло. — Поеду-ка я с тобой. Вместо этого мула ты возьмешь мою вьючную лошадь.
У Колля забегали глаза.
— Щедрое предложение.
Заметив его настороженность, Паран улыбнулся.
— Не такое уж и щедрое. Моим лошадкам тоже не помешает целый день отдыха. К тому же я никогда не был в Даруджистане. В обмен на мою так называемую щедрость я намерен забросать тебя вопросами, пока мы едем. Потом ты вернешь мне лошадь и сможешь забыть о моем существовании.
— Паран, должен предупредить тебя сразу: я не ахти какой любитель разговоров.
— Я все-таки рискну.
Колль задумался.
— Клобук тебя побери, наемник! Было бы глупо отвергнуть твое предложение. В общем-то, ты мне не кажешься слишком уж прилипчивым. Я не знаю, Паран, кто ты на самом деле и что тебе надо в Даруджистане. Не хочешь рассказывать — твое дело. Но у меня тоже будут к тебе вопросы. А скажешь ли ты правду или соврешь — тебе решать.
— Думаю, мы с тобой где-то в одинаковом положении, — ответил Паран. — Хочешь знать, кто я на самом деле? Так вот, Колль, я дезертировал из малазанской армии в чине капитана. И в «когтях» я тоже успел побывать. Думаю, там-то все мои беды и начались. Вот такое начало.
«Начало такое. Но те, кто сближается со мной, обычно заканчивают смертью».
Некоторое время Колль молчал, глядя то на огонь, то на неожиданного собеседника. Затем он надул щеки и шумно выпустил из легких воздух.
— Когда говоришь незнакомцу правду, этим ты всегда бросаешь ему вызов.
Он опять замолчал. Упершись локтями в землю, Колль поднял голову и глядел на ранние звезды.
— Я из знатного рода, имеющего долгую и славную историю. Я был единственным сыном и, стало быть, единственным наследником. Как водится в кругах знати, мне заранее выбрали невесту, на которой я вскоре должен был жениться. Однако я полюбил другую женщину, хищную и честолюбивую. Правда, тогда я был слеп и не видел всех мерзостей ее характера.
Колль криво усмехнулся.
— Сказать по правде, она была шлюхой. Но если большинство встречавшихся мне шлюх были достаточно простодушны и даже, как ни странно, чисты душой, у этой душа представляла собой узловатую веревку. Можешь считать, что я встретил красивую, но чрезвычайно ядовитую змею.
Колль провел рукой по лицу.
— Я наплевал на все обязательства и обещания. Намеченный брак расстроился. Я женился на Асталь — так звали эту шлюху. Правда, потом она сменила себе имя. Но эта женитьба доконала и свела в могилу моего отца.
Он вдруг хрипло рассмеялся.
— Старик оказался прав. Наше счастье быстро кончилось. Уж не знаю, скольких людей эта шлюха уложила к себе в постель, чтобы купить их влияние; не знаю, как они все провернули, но дело было сделано. Однажды я проснулся и узнал, что лишился титула и даже честного имени. Усадьба и деньги теперь принадлежали моей, с позволения сказать, женушке. Ей принадлежало все. Надобность во мне отпала, и меня попросту вышвырнули за ворота.
Колль взял пару поленьев и кинул их в костер. Обрадованное пламя обступило их со всех сторон. Паран молчал. Он чувствовал, что Колль рассказал ему только часть своей горестной истории и теперь сражается с нахлынувшими чувствами, мешавшими говорить.
— Но это, Паран, было еще не самое худшее предательство, — наконец сказал Колль, подняв глаза на капитана. — Худшее совершил я сам, когда ушел от борьбы. Я ведь мог оспорить ее притязания и все вернуть.
Он плотно сжал губы. Можно было только догадываться, какая буря бушевала сейчас в душе этого человека. Совладав с собой, Колль продолжал ровным, безжизненным голосом:
— Люди, которых я знал с детства, начали меня сторониться. Для даруджистанской знати я умер. На улице они делали вид, будто не знают меня. Я заговаривал с ними — они не слушали и спешно уходили. Напрасно я простаивал у оград их домов, пытаясь их дозваться. Я стал мертвецом, Паран. Она добилась даже того, что в городской летописи против моего имени написали: «Умер». И я согласился с этим. Я умер для них. Ушел. Исчез. Одно дело, когда тебя предают те, кого ты считал друзьями. И совсем другое, когда ты предаешь собственную жизнь. Вот так-то, Паран.