Человек ковылял по дороге, но разум его был свободен, как птица. Разум выпорхнул из обреченного города, унесся под самую высь вечерних небес. Разум толстого человека имел обыкновение ускользать из всего, что человек знал и кем он был сам.
У кого-то природные дарования проявлялись в умении бросать кости и по их узорам читать будущее. Кому-то были доступны предсказания Фатида, называемого также колодой Драконов. Крюппу (так звали толстенького человека) не требовались внешние атрибуты. Умение видеть грядущие события таилось в его голове, как бы он ни старался утверждать обратное. Пророчества стучали в стенки его черепной коробки, и эхо отдавалось по всем костям.
— Конечно же, это всего-навсего сон, — пробормотал толстый человек. — Быть может, Крюппу кажется, что на сей раз он и впрямь выскользнул из времени. Но ведь Крюпп отнюдь не дурак. Никто не осмелился бы назвать его дураком. Толстым, ленивым и неряшливым — да, склонным к излишествам — возможно, способным опрокинуть миску с горячим супом себе на колени — не стану спорить. Но только не дураком. Нынче такие времена, когда мудрым людям надобно выбирать. Ну разве не мудрость — прийти к выводу, что жизни других людей не столь важны, как твоя собственная? Естественно, это очень мудрый вывод. Да, Крюпп — человек мудрый.
Он остановился, чтобы перевести дух. Пока он шел, ни солнце, ни холмы так и не стали ближе. В снах всегда торопишься, как ребенок спешит поскорее стать взрослым. Опасная штука — спешка. Но при чем тут детство или юность? Разве Крюппа можно назвать юным?
— Нет, мудрого Крюппа никто не назовет зеленым юнцом!
Парящий разум немного позабавлялся со словом «юный», придумывая разные каламбуры, однако уставшие и натертые ноги властно заявляли о себе. Наверняка уже и мозоли появились. Ноги взывали к нему, умоляя погрузить их в лохань с теплой водой и смазать целебной мазью. К ним присоединились и кости. О боги! Прямо траурная песнь, плач отчаяния!
— А ну прекратите скулить! Представьте себя легкими крыльями, несущими меня к солнцу, — сказал ногам Крюпп. — Интересно, далеко ли еще до солнца? Оно сразу за холмом — Крюпп это знает наверняка. И добраться туда — сущий пустяк. Крюпп это знает, как знает о существовании непрестанно вращающейся монеты… Но при чем тут монеты? Крюпп не говорил ни о каких монетах!
В его сне повеяло северным ветерком. Запахло дождем. Крюпп начал торопливо застегивать пуговицы своего видавшего виды плаща. Две последних застегиваться не желали. Крюпп подобрал живот, но все равно сумел справиться лишь с одной пуговицей.
— Даже во сне зачем-то нужно напоминать мне о моем животе! — простонал он.
Он понюхал ветер и заморгал.
— Дождь? Но ведь год едва начался! Или это весенний Дождь? Крюпп никогда не забивал себе голову столь ничтожными пустяками. Наверное, мои ноздри просто учуяли запах озерной воды. Одним вопросом меньше.
Крюпп сощурился и поглядел на Лазурное озеро, над которым клубились темные тучи.
— Что же, прикажете Крюппу бежать? А как его гордость? Его достоинство? Они неоднократно являли себя в снах Крюппа. Но неужто впереди нет никакого пристанища? Как жестоко. У Крюппа подкашиваются ноги, кровоточат ступни. У него устало все тело! Погодите, а что там виднеется?
Впереди, возле перекрестка дорог, на пологом холме стоял дом. Сквозь щели в ставнях поблескивали зажженные свечи. Крюпп улыбнулся.
— А вот и таверна. Или трактир? Думаю, все-таки трактир, ибо таверны существуют внутри городов, а придорожные заведения будет правильнее именовать трактирами. Чем дальше странствуешь, тем острее сознаешь потребность отдохнуть. Утомленному путнику просто необходимо временное пристанище. А Крюпп, бедняга, прошел несколько лиг подряд, что сказалось не только на его ногах, но и на желудке.
На перекрестке росло большое дерево с крепкими ветвями, полностью лишенными листьев. С одной из веток свисало подобие рогожного куля, раскачивающегося от ветра. Крюпп едва взглянул на рогожный куль и начал подниматься по пологому холму.
— Неудачно выбранное место — если хотите знать мнение Крюппа. Пристанища для усталых и запыленных путников нельзя строить на вершинах холмов. Мало того что проклянешь все на свете, пока туда поднимаешься. Тебя подстерегает печальное открытие: оказывается, трактир находится совсем не так близко, как тебе казалось. Я обязательно скажу об этом хозяину. За мои мудрые слова он просто обязан увлажнить мое горло сладким элем, напитать мой желудок сочными кусками мяса с вареным ямсом и наложить повязки на мои страдающие ноги. Тогда Крюпп поделится с ним своими мудрыми мыслями насчет правильного местоположения трактира относительно дороги.
Вскоре Крюпп убедился, что монолог забирает у него нужные для подъема силы, и был вынужден замолчать. Когда же он добрался до двери трактира, то даже не стал оглядывать заведение, а просто толкнул обшарпанную дверь. Жалобно заскрипели ржавые петли. Крюпп ввалился внутрь и отряхнул дорожную пыль, запорошившую рукава плаща.
— Эй, почтенный! — крикнул он. — Кружку пенистого эля для…
Вместо трактирщика он увидел угрюмые лица, повернувшиеся на звук его голоса.
— Полагаю, дела здесь идут неважно, — пробормотал Крюпп.
Наверное, лет сто назад в этом доме и впрямь помещался трактир.
— Того и гляди, дождь пойдет, — сказал Крюпп, обращаясь к полудюжине бродяг, сидевших на земляном полу вокруг толстой сальной свечи.
Один из бродяг кивнул ему.
— Расскажи нам, бедолага, что привело тебя сюда. — Еще одним кивком он указал на грязный соломенный матрас — Устраивайся поудобнее и добро пожаловать в нашу компанию.
— Крюпп польщен этим приглашением, господин. — Толстяк наклонил голову и шагнул вперед. — Только, пожалуйста, не думайте, будто он явился в столь благородное общество с пустыми руками.
Кряхтя от натуги, Крюпп уселся, скрестив ноги, и обратился к заговорившему с ним.
— Крюпп готов преломить хлеб со всеми.
С этими словами он извлек из недр плаща небольшой ржаной каравай. В другой руке у него блеснул хлебный нож.
— Человека, столь щедро приглашенного в ваш круг, зовут Крюппом. Теперь и вы знаете это имя. Крюпп обитает в блистательном Даруджистане, что подобен загадочной жемчужине, сияющей на груди Генабакиса. Или спелой виноградине, дожидающейся, когда ее сорвут с лозы.
Все из того же плаща он извлек кусок козьего сыра и лучезарно улыбнулся хмурым бродягам.
— А сейчас Крюпп пребывает в сновидении.
— Выходит, что так, — отозвался бродяга, взявший на себя роль его собеседника. — Нам всегда приятно оказаться в твоем присутствии, Крюпп из Даруджистана. Не менее приятно нам узнать, что страсть к путешествиям не исчезает в тебе.
Крюпп стал резать каравай на ломти.
— Крюпп всегда считал вас просто частью себя. Так сказать, полудюжиной голодов среди множества других. Но что вы сами намерены требовать от своего хозяина? Разумеется, чтобы он повернулся спиной к своему сну и прекратил путешествия. Еще бы: собственный череп — слишком драгоценное место, чтобы позволить там владычествовать обману. Однако Крюпп спешит заверить вас: долгий опыт убедил его, что весь обман рождается в мозгу, где и получает нежную заботу, а добродетели тем временем мучаются от голода.