— Обратите внимание на схожесть профилей, господин Барук. Я оттиснул на воске обе стороны монеты.
Отступив на шаг, Крюпп вновь извлек платок и приложил к взмокшему лбу.
— До чего же сегодня жарко!
— Налей себе вина. Может, оно тебя освежит, — пробормотал Барук.
Едва Крюпп направился к полке с графином, алхимик сразу же открыл свой Путь. Взмахнув рукой, Барук поднял кусочек воска в воздух и заставил парить на уровне глаз. Рассмотрев женский профиль, алхимик кивнул. Кусочек перевернулся обратной стороной, показав ему профиль молодого мужчины. Барук моргнул. Опять женщина. Неожиданно восковой кругляш начал вращаться, словно сам был монетой. Барук во все глаза следил за его вращением. Внутри головы раздался тихий, но вполне отчетливый звон. Звон стал нарастать, и вместе с ним нарастала тяжесть. Магический Путь алхимика старался противостоять ей и вдруг, не выдержав, захлопнулся. Откуда-то издалека слышался голос Крюппа:
— Теперь вы убедились, господин Барук, что даже восковой слепок несет в себе дыхание опоннов. Каким бы сильным ни был маг, его Путь не сможет противостоять силе богов.
А кругляш, подернутый серебристой дымкой, продолжал вращаться перед глазами верховного алхимика Барука. На лицо ему упали капельки расплавленного воска. Алхимик отшатнулся. Охваченный голубоватым пламенем, восковой кругляш быстро таял. Еще через мгновение он совсем исчез, а вместе с ним исчез и звон.
От внезапной тишины у Барука сильно заболела голова. Дрожащей рукой он оперся о подоконник и закрыл глаза.
— У кого сейчас сама монета? — охрипшим голосом спросил он Крюппа. — У кого она?
Крюпп снова стоял рядом.
— Лежит в кармане у одного юного оболтуса, — беспечно ответил толстяк. — К счастью, парень хорошо знаком не только Крюппу, но и остальным вашим помощникам: Муриллио, Раллику и Коллю.
Барук открыл глаза.
— Это не просто совпадение, — прошептал алхимик.
В нем затеплилась слабая надежда. Быть может, еще не все потеряно для Даруджистана… А если все? Опонны — игроки азартные. Когда они вступают в игру, жизнь какого-то города для них не важнее песчинки под ногами.
— Собери всех, кого только что упомянул, — велел он Крюппу. — Они верно служили мне в прошлом. Думаю, послужат и сейчас, невзирая на недоразумения, которые происходили между нами. Тебе понятны мои слова?
— Крюпп постарается передать слово в слово все, что услышал от вас, господин Барук. Правда, не уверен, сумею ли я разыскать Раллика. Он занят делами гильдии. Зато Колль наверняка примет ваши тревоги близко к сердцу, и они вновь придадут его жизни смысл. В чем будет заключаться миссия, которую вы нам поручаете?
— Защищать этого юного оболтуса с монетой в кармане. Следить за ним. Особо следить за тем, кто из опоннов покровительствует ему, а кто относится равнодушно или даже враждебно. Непременно разыщи Раллика. Слышишь, Крюпп? Если мальчишка окажется под влиянием господина Смеха — мужской ипостаси опоннов, — без дарований нашего ассасина будет не обойтись.
Крюпп понимающе заморгал.
— Будем надеяться, что судьба окажется милосердной к юному Крокусу.
— Крокусу? — переспросил Барук. — Постой. Кажется, я где-то слышал это имя.
Крюпп пожал плечами.
— Сейчас это не имеет значения. Спасибо тебе, Крюпп.
Алхимик снова повернулся к окну.
— Я должен быть осведомлен обо всем, что связано с этим… Крокусом.
— Разве Крюпп может держать в неведении своего дорогого друга Барука? — спросил толстяк и поклонился. — Благодарю вас за превосходное вино. Оно меня замечательно освежило.
Крюпп ушел. Барук слышал, как закрылась дверь. Алхимик рассеянно глядел на уличную суету, отчаянно пытаясь совладать с тисками страха. Барук отнюдь не был трусом. Но хвалиться своей смелостью в подобной ситуации мог только последний дурак. Опонны имели обыкновение разрушать самые тонкие и тщательно продуманные замыслы. Баруку претила сама мысль положиться на волю случая. И вместе с тем он уже не брался что-либо предвидеть или предсказывать. Все могло разлететься в прах или, наоборот, пройти с сумасшедшим успехом. Монета вращалась, а с нею вращалась и судьба Даруджистана.
Хорошо, что императрица Ласэна была обыкновенной женщиной. Впрочем, и ее действия по непредсказуемости подчас могли сравниться с капризами опоннов. Барук обхватил лоб. олова просто раскалывалась. Надо позвать Роальда; пусть приготовит целебный настой. Барук опустил руку и заметил, что она вся в красных пятнах. Ах да, красные чернила, въевшиеся в кожу. Алхимик облокотился о подоконник. Сквозь облака пыли, плававшие здесь по милости ремесленников, виднелось море даруджистанских крыш.
— Ты — не опонны, императрица Ласэна, — вслух произнес он. — Твои шаги я еще способен просчитать и предвидеть. Уверен: посланники Малазанской империи просочились в город. Пока они действуют тихо и скрытно. Но не сомневайся: я обязательно найду их. С помощью ли опоннов, или без них, но найду.
Марионетки на поле пляшут,
управляемые опытными руками;
я неуклюже бреду среди них,
запутываясь в хитросплетенье нитей,
рискуя споткнуться на каждом шагу.
Взбешенный безумием их ужимок,
я только и могу что браниться.
Моя жизнь не будет похожей
на лихорадку их плясок;
я тоже танцую,
но не так, а по кругу.
Клянусь на могиле Клобука:
вихлянья бессвязные эти —
редчайшее танца искусство.
Болтовня дурака. Тений Буле (даты жизни неизвестны)
Сошел он к мертвым подданным своим
и равным стал им…
Герб сломлен прежний;
ей не терпелось скрыть следы,
убрав их, как песок, политый кровью,
впитавший жизни
и императора, и первого меча;
сколь страшным было это вероломство…
Он, старой гвардии солдат,
неистовство империи умел он
сдержать и сдерживал не раз;
пал замертво, не отступив,
и тем остался в памяти Ласэны
укором вечным,
тягостным виденьем,
которое глаза ей колет до сих пор.
Не ждал он смерти,
был к ней не готов,
и, оказавшись средь мертвых
подданных своих,
назад вдруг оглянулся
и понял, что его сгубило;