– Думаете, я знаю, что это такое?
– Вот и незачем голову ненужной информацией засорять. Ты оч-чень хотел поведать о контакте с камнем.
Не дадут забыть, кто здесь задает вопросы. За десять минут я рассказал о своих похождениях начиная с приезда к Алексею Степановичу и заканчивая побегом из отеля.
– А людей с розовыми лепестками тебе встречать не приходилось? – вдруг спросил он.
– Точно сказать не могу. Когда сидишь, например, в кафе с зеркальными стенами, там чего только не увидишь, но я в последнее время стараюсь особо не приглядываться. Не стоит лишний раз людей беспокоить.
Розовые лепестки были у Виктора, но знать это черноглазому не стоило. Действительно, зачем засорять голову ненужной информацией?
– Если увидишь, обрати внимание. Это большая редкость. За сведения о таком уникуме я готов заплатить немалые деньги.
– Буду иметь в виду.
– Жаль, не получается у нас откровенного разговора.
Неужели он знал о Викторе и о моем контакте с ним? Пришлось сделать над собой усилие, чтобы не выказать удивление. Все-таки лучше вернуться к агрессивному стилю общения. В одной из книг про разведчиков утверждалось, что за сильными эмоциями можно скрыть правду даже от детектора лжи!
– А вы стали бы откровенничать с человеком, от которого, кроме неприятностей, ничего не видели?
– Вся жизнь состоит из больших неприятностей и небольших перерывов между ними.
– Смотря у кого. До встречи с вашими людьми у меня нередко случались и счастливые моменты.
– Можешь перечислить? – с вызовом спросил он.
– Их слишком много, не хочу тратить время.
– Ничего, я не тороплюсь.
– Пожалуйста. Я хорошо помню, как в первый раз взобрался на бабушкину яблоню, свое ощущение высоты, гордость от того, что удалось преодолеть трудность. Потом как-то заставил отступить страшного индюка, достававшего меня своими нападками, – это была вторая значимая победа. С удовольствием одолел в драке самого сильного мальчишку в классе… опять же походы на рыбалку с отцом, первые свидания, встреча рассвета с красивой девушкой. Помню, какую радость доставило мне известие о поступлении в институт, первый поцелуй… Да мало ли еще! Когда удалось ваших людей с носом оставить – тоже удача! Пусть и с синяками на лице.
– Я смотрю, ты бунтарь. Значит, хаос тебе больше по нраву?
– Нет. Хаос чаще всего несет за собой смерть, а я люблю жизнь.
– То есть тебя вполне устраивает сложившейся порядок вещей?
– В основном да. До контакта с камнем у меня все было хорошо.
– А как насчет событий, произошедших, когда тебе было три года и семнадцать лет. – Он назвал даты ухода из семьи матери и исчезновения отца.
«Опять провоцирует? Может, ему понравилась моя вспыльчивость? Ладно, продолжим в том же духе».
– Мать… Бог ей судья. А вот уродов, которые убили отца, я бы собственными руками удавил. Наверняка они и мизинца его не стоили. Таких гадов надо на ближайшем столбе вешать, чтобы другим неповадно было.
– Евгения Зайцева заказал его второй заместитель, который сразу после смерти твоего отца очень удачно перебрался в министерство экологии. Потом еще выше. Сейчас он занимает пост замминистра.
– Откуда вы знаете?
– Он сам рассказал.
– Добровольно?
– Почти. Если хочешь, он и тебе сообщит все тонкости этого давнего дела.
– Как же, пустят меня к нему.
– А далеко ходить и не надо, – сказал черноглазый. – Убийца твоего отца сидит в соседней квартире.
«Они хотят, чтобы я прикончил члена правительства? А потом – шантаж? Или еще чего покруче?»
– Я могу с ним поговорить?
– И не только переговорить. Ты можешь сделать с ним все что пожелаешь. Я лишь советую не убивать его сразу. В твоих руках есть более действенное средство. Ведь лепестки можно не только чинить, кое-кому их и обломать не грех. Скажу сразу: для любого человека это крайне мучительная процедура. Причем как во время процесса, так и впоследствии. Оставишь ему один лепесток, и он еще месяца три протянет в тяжких муках, а затем помрет. Как напишут в некрологе, «после тяжелой непродолжительной болезни». И, заметь, никаких следов убийства. А память мы подправим, враз забудет, где находился этой ночью.
Замминистра сидел в большой комнате в двух шагах от высокого трюмо. Руки были привязаны к спинке стула, однако помятым этот лощеный тип не выглядел.
«Интересно, есть ему сорок или нет?» – попытался угадать я.
– Здравствуйте. – Проклятое воспитание: мне следовало без слов заехать подонку по физиономии, а не здоровья желать!
Специально не стал смотреть на его отражение и расположился спиной к зеркалу. Связанный, даже сидя в скрюченной позе, умудрился посмотреть на меня свысока.
– Ты кто? Когда меня наконец отсюда выпустят? Кто-то ищет неприятностей на свою голову?
– Я бы на вашем месте права не качал.
– А ты на мое место не меть, мордой не вышел. Лучше развяжи меня! Небось за этим прислали?
Породистая холеная внешность, над которой явно поработала целая команда имиджмейкеров, абсолютно не вязалась с его речью. Но ведь стиль общения несложно и сменить. В зависимости от того, с кем разговариваешь.
– Меня никто не присылал. А послать я и сам могу – крепко и с мощным ускорением. Но пока зашел лишь задать несколько вопросов. Так что если кто-то будет грубить, недолго и его морду подправить. Твою башку никогда не использовали в качестве футбольного мяча? Могу устроить.
– Только тронь и ты – труп.
Нахальное заявление. Я все-таки не удержался, чтобы его не проверить. Мало того, что он угробил моего отца, так еще и наезжать пытается. От моего удара стул опрокинулся и пленник рухнул на пол. Спасая затылок от столкновения, он успел прижать подбородок к груди.
– Ну и как, кто из нас сейчас больше похож на труп?
– …!..!..! – Трудно было сосчитать этажность его выражений, но закончились они почти пристойно. – Ты…, чего…, совсем обалдел?
– По-моему, кто-то до сих пор не въехал в ситуацию. Да, забыл сказать, от мата я иногда зверею! Ну что, поиграем в футбол?
Похоже, решимость прикончить наглеца была написана на моем лице такими крупными буквами, что даже он ее заметил.
– Молодой человек, что вам от меня надо?
– Я уже сказал, но если ты плохо слышишь, могу прочистить уши. – Адреналин в крови зашкаливал. Позволь он себе еще одну выходку, и я не стал бы себя сдерживать.
– Что вы хотите узнать?
Некоторые люди начинают уважать собеседника лишь после того, как почувствуют на себе его силу. Пленник наверняка был из их числа.