* * *
Очнулась она спустя минут десять.
Оба вертолета сели на открытом пространстве у съезда на свалку. Полицейские сервомеханизмы возвращались, — одни конвоировали небольшие группы разоруженных людей, другие волокли свои подобия, изрешеченные пулями и, наверное, уже не подлежащие восстановлению.
Инга, едва придя в себя после болевого шока, смотрела на разворачивающиеся события с возрастающим ужасом, отвращением, и глухим протестом, который не находил выхода из-за слабости в мышцах, — она едва могла пошевелиться, иначе, наверное, кинулась бы на помощь несчастным, став одной из жертв разыгравшейся на ее глазах трагедии.
Пленных было человек шесть или семь — после испытанного дистанционного удара у Инги двоилось в глазах, реальность воспринималась, словно сквозь дымку.
Она не могла рассмотреть всех подробностей из-за дальности расстояния, но и того, что сумела увидеть, хватило с лихвой.
Прямо на земле меж севшими вертолетами человекоподобные сервомеханизмы развернули нечто вроде полевой лаборатории — вытащили и установили несколько довольно громоздких приборов, от которых в недра винтокрылых машин уходили глянцевитые кабели стационарного питания.
Затем началось самое страшное.
Пленных по одному подводили к блокам аппаратуры, каждому на голову надевали тонкий обруч, затем следовала минута напряженной тишины обруч снимали и… Инга инстинктивно зажала ладонями рот, — человек, которого только что тестировали при помощи непонятной аппаратуры все еще стоял на коленях, когда один из полицейских поднял импульсный пистолет и дважды выстрелил ему в затылок…
Из глаз Инги брызнули слезы.
Она не понимала: за что? Вид насильственной смерти вызывал удушливые тошнотворные спазмы, все происходящее казалось жутким сном, бредом, ведь эти самые полицейские встречались ей в городе на каждом углу, они были приветливы и предупредительны, всегда готовы помочь, дать нужную информацию, а тут…
До сознания Инги, наконец, дошла страшная и в то же время неоспоримая истина — сервы убивали людей. Они делали это буднично, избирательно, — троих пленных после тестирования затолкали в вертолет, а остальных застрелили, — безоружных, беспомощных.
Она плакала, кусая костяшки пальцев, чтобы не сорваться на крик, ей было так страшно, так противно своего желания жить, беспомощности, ослабевшего, все еще парализованного болевыми ощущениями тела, что внутри как будто заработали невидимые жернова, перемалывая все — память, разум, душу, Инга еще не понимала, что тоже стала жертвой расстрела, ее так же подвергли жесточайшему тестированию, вот только его результаты проявятся не вдруг, они станут известны постепенно со временем, когда… когда она сможет ответить себе: ради чего пряталась, кусала в кровь сжатые, побелевшие кулаки, как и зачем она сможет жить, ведь ее реальность оказалось имеет жестокую необъяснимую изнанку, и значит она фальшива?
Если бы Инга не помнила иной мир, мир без сервомеханизмов, мир без пустошей, она бы, наверное, мыслила иначе, задавала бы себе другие вопросы, или просто не смогла бы устоять под сокрушительным напором обстоятельств, но она помнила…
Это было давно, и память девочки сохранила лишь яркие впечатления детства, красочные, особо врезавшиеся в память лоскутки иной данности…
Она выросла и повзрослела под надежной защитой самодостаточного города, где не существовало нищеты и социального неравенства, но всегда, сколько она себя помнила, в жизни присутствовали ноющие, сидящие очень глубоко нотки неудовлетворенности, какой-то серости, скучности, когда учеба кажется бессмысленной, а вернувшись вечером домой не знаешь куда подевать не растраченную за день энергию, и единственной отдушиной становится терминал компьютера, погружение в сеть, где она искала друзей, и находила хотя бы временные развлечения.
Разве могла она подумать, что этот мир однажды рухнет, станет враждебным и страшным, обернется свалкой машин и неисчислимыми опасностями пустошей, кошмарным сном, как будто вырванным из чужой жизни и не менее кошмарной реальностью, где машины созданные людьми для служения, спокойно, делово расстреливают своих создателей?
Весь мир казался ей сейчас большой сценой, где шел спектакль, а она, вопреки правилам вдруг встала со своего места и пошла туда, за кулисы…
* * *
Вертолеты улетели спустя четверть часа.
Вслед за ними полицейские сервомеханизмы, погрузив в бронемашину изуродованных автоматными очередями «стражей порядка» укатили в сторону недалекого, но уже недосягаемого для Инги города.
Она осталась одна. Полностью опустошенная, измученная, будто не спала вовсе, с засевшей в мышцах болью, и чувством полного окончательного краха всего, чем жила.
Некоторое время она лежала в своем неудобном укрытии, погрузившись в странную отрешенность от мира, ей казалось, что самым лучшим выходом будет, если она вообще не станет двигаться и останется тут, потеряет сознание или уснет, чтобы больше никогда не проснуться.
В действительность ее опять вернул голос.
Инга вздрогнула: ощущать как что-то звучит внутри тебя, материализуясь в виде воспринимаемых звуков, источник и направление на которые нет никакой возможности определить, было неприятно и страшновато. Впрочем, догадаться, кто заговорил с ней, было несложно:
— Прототип? — Шепотом произнесла она. — Как ты разговариваешь со мной?
— Полоска на твоем лбу. — Пришел ответ. — Она содержит модуль связи и несколько сканеров.
— Имплант? — Содрогнулась Инга.
— Внешний контактный комплекс.
— Зачем?
Казалось, что вопрос остался не понят, но спустя пару секунд ответ все же пришел:
— Мне необходимо с кем-то разговаривать. Так положено. Иначе я перестаю существовать.
Инга не знала, как поступить. Если признать, что с ней разговаривает прототип, выходит, что она сейчас общается с машиной, хуже того — с мыслящей машиной, которая во время сна насильственно передавала ей кошмарные картины из прошлого…
«Я увидела, как образовалась одна из пустошей».
Мысли перескакивали с одного на другое, она слишком много пережила за истекшие сутки, наверное такого количества ранящих психику впечатлений Инга не получала в течение всей прожитой ранее жизни, от голоса, вновь зазвучавшего в наступившей после гула вертолетных лопастей тишине сознание очнулось, сбросило горестное оцепенение, и в нем один за другим возникали десятки вопросов.
— Ты серв? — Наконец спросила она.
— Извини, я не понимаю формулировки вопроса.
Инга задумалась, не спеша покидать свое укрытие.
— Хорошо, попробуем по-другому. Для чего ты создан? Я знаю ты — прототип, но прототип чего?
— Меня конструировали для использования на Новой Земле. На другой планете, куда отправилась часть Человечества.