— С тех пор так-то не маялась, как довелось во все твое наряжаться, — тугой короткий лиф мешал Параше дышать. — В боках жмет, живот сдавило, силушки нет… Мало мне, говорила небось…
— Ничего не мало, по твоей мерке брали. Платье не сарафан! — Нелли подошла к полузакрытому занозистым ставнем окну. То был не Лион, а какой-то небольшой городок, чьего названья Нелли не запомнила. Накануне, когда карета во всю веселую прыть мчалась к древнему граду, дорогу перегородил отряд солдат, облаченных в синие мундиры. Впервые Елена видела сии мундиры вблизи: сердце невольно сжалось.
— Заворачивай в сторону, малый, на Лион дороги нет! — крикнул один из них вознице.
— Как то есть нет, три дни назад была! — заспорил тот. — Как раз я тож проезжающих иноземцев вез. С чего бы мне вдруг эдакие крюки выписывать?
— Много ты понимаешь, мужик, — с важностью ответил смуглый солдат, какой малорослый и тонкокостный, что уж в России б его нипочем не взяли в рекруты. — В Лионе сторонники короля власть взяли.
Нелли со всех сил сжала Парашу за руку в полумраке экипажа.
— Подумаешь, новость, — отфыркнулся вожатый. — Лион с конца мая за короля, а теперь уж половина июня подходит. Я и о прошлый раз белые флаги видал над домами, и ничего, проехали себе. Да и какая от королевских обида для проезжающих?
— До проезжающих нам дела нету, а Лион теперь в осаде.
— Так три дни назад никакой такой осады… — продолжал недоумевать возница.
— С вами, деревней, говорить, гороху наесться надобно, — солдат скривился пренебрежительным манером. — Чего ж, по-твоему, как мятежники взбунтовались, так в тот же день и осада? Войска собрать надо, да выдвинуться, да один путь сколько дён… Но уж теперь мы их зажали в клещи, так что привыкай, малый, к окольной дороге! Ты ее раньше накатаешь, чем мы лионцев выкурим!
Солдаты захохотали.
Не так и худо Франция нас встречает, подумала Нелли. В Швейцарии-то никто не слыхал, а такой огромный город в руках у наших, у белых. Бог даст. С этими мыслями она засыпала накануне, с ними же пробудилась.
Из гостиничного нумера открывался вид на площадь. На площади же царило, привлекая взор, похожее на церковь здание под высоким шпилем, тем не менее, она отчего-то поняла, церковью не бывшее. Нет, не о Боге, о чем-то добром, но земном, обыденном, думал его архитектор. И суетливая толчея людская, вокруг храма Божьего ненужная, здесь к месту…
— Чего они толпятся-то, день не базарный? — Параша стала рядом. — Что такое лантерн?
— Фонарь, — удивленно ответила Елена, внимательно вглядываясь в людское движенье: по нему прошла какая-то волна, рассекшая толпу надвое. — Ты, верно, не то расслышала.
Несколько человек в синих одеждах, (много синих одежд уже повидала она по дороге!), верно, были то солдаты либо городские стражники, шли к похожему на церковь зданию, ведя меж собою невзрачного старика простолюдина.
— Бабы кричали — а ля лантерн.
— На фонарь? — Елена зябко передернула плечами. — Так сие выходит повесить. Вишь, солдаты арестовали старика, а бабы орут про расправу. Люд здесь несдержан, из всего ищет себе потехи. Пустое, вон путешественницы даже и внимания не обращают.
К гостинице подъехал боле чем скромный экипаж с отложным верхом. Две женщины сидели в нем. Старшая глядела богатою мещанкой, хотя грубоватое неподвижное лицо ее казалось лицом черной прислуги. Затянутым в перчатки рукам, казалось, больше подобало быть голыми и красными, выкручивать половую тряпку, а не держать на коленях сумочку, плетенную из черного бисера. Много интересней казалась младшая — изящная девушка лет двадцати. Миловидно было б ее лицо, обрамленное каштановыми пышными волосами, завитыми не куафером, но рукою самой Натуры, когда б не портившая его бледность. Лицо без румянца — признак изящной томности. Дабы лишить себя естественных розанов на щеках, многие девы потребляют уксус, и девушка, поставившая сейчас ногу на откидную ступеньку, была ничуть не бледней других модниц, однако ж что-то с ее лицом было не так. Почти сразу Нелли поняла, что. Тонкие губы девицы были бледней щек, бледней лба.
Сказавши, что путешественницы не обращают вниманья на толпу, Елена поспешила. Едва толстая бабища с корзинкою моркови на сгибе локтя в очередной раз выкрикнула пожелание увидеть арестанта на фонаре, девушка кинула на ведомого быстрый взгляд, споткнулась, едва не упала, запутавшись в своих юбках. Жалостный, пронзительный стон сорвался с уст ее.
— Неужто в том бедняге узнала она родню? — испуганно спросила Параша, свешиваясь через подоконник.
— Нето, — возразила Елена. — Старик из простых. Мог бы быть слугою, да неужто ты не видишь?
В лице обернувшегося на стон девушки тощенького старичка в кожаном фартуке выразилось простодушное недоумение.
— Чего она кричит, он ей незнаком!
— Обозналась?
Не обращая уже на арестованного внимания, девушка вынула платочек и принялась с непонятным ожесточением тереть свои губы. Старшая женщина подхватила ее под локоть, что-то, увещевая, принялась говорить на ухо.
Между тем громкий стон девушки вызвал самое основательное неодобрение в толпе. Многие смотрели на нее враждебно, а усатый солдат, отделившийся от своих товарищей, направился к женщинам угрожающим шагом. Не выпуская локтя подопечной своей, старшая принялась другой рукою рыться в сумке.
— Кабы не арестовали ее, — озаботилась Елена. Усач уж был в двух шагах, из окна можно было разглядеть крой его суконного мундира все того ж безобразного синего цвету. Вот так странность, промелькнуло в мыслях. Сейчас назвала она синий цвет безобразным, а вить всегда полагала красивым. Нет, не она полагала красивым синий цвет, таково общее мнение, разделенное ею невольно. Но что есть синий цвет? Символ Небесного свода? Но вить небо не синее, оно лазурное либо голубое. Французы не делают различия, но по-русски вовсе другое слово. Однако ж в Западной Литургии, в отличье от Восточной, не нашлось в году места для синих облачений, равно как и для голубых. Так рассказывал Филипп. А уж как отвратительно гляделась бы синяя роза! Нет, никак не прилик царственному цветку цвет, подходящий для ржаной напасти, паразита-василька! Именно василькового, самого безобразного посередь синей палитры, цвету материя, топорщась грубыми швами, облегала нестройный стан солдата. Цвет Зла! Что за гиль? О чем она, вообще, думает?
Солдат между тем разглядывал то, что протянула ему женщина — сложенную вчетверо бумагу с печатями. Печати, казалось, занимали усача больше самого содержимого документа, который тот развернул не сразу и нехотя. Лохматые бесформенные брови сошлись на переносье, солдат шевелил губами, словно бы бранился. Ах нет, просто плохо владеет грамотой.
Осиливши, наконец, содержимое документа, солдат, к удивлению Елены, поднес руку к головному убору. Обязательное движение вызвало ропот недовольства.
— Эй, Грандье, что там за чепуха? — громко крикнул солдат помоложе.