Когда Мэйсон подходит и говорит, что нам пора, Мэтт сидит на кирпичном уступе возле камина у стены напротив. Я даже не устала, это больше, чем усталость. Из меня словно выпустили воздух, и времени может быть сколько угодно — восемь часов вечера или полночь, — я бы не удивилась ни тому, ни другому в странном новом мире, обитательницей которого я стала.
Между нами пять метров, и мы с Мэттом продолжаем сидеть не шелохнувшись, глядя друг на друга и понимая, что прежде чем нам станет хотя бы чуть легче, будет еще хуже, чем сейчас.
— Ясно, — говорю я, не спуская глаз с Мэтта. Мы увидимся в школе, когда он выйдет на учебу. Но все будет уже не так. Уйти сейчас — значит распрощаться с прошлым, с беззаботными поступками и легкой жизнью.
Прощай, зимородок.
Глаза наполняются слезами, и я чуть ли не силой заставляю себя подойти к двери и завернуть за угол коридора. Все это время я продолжаю смотреть на Мэтта. Даже когда между нами оказывается стена, я продолжаю чувствовать его пристальный взгляд. Не понимаю, как ноги все еще могут слушаться меня, но они несут меня прочь, и, упав на заднее сиденье внедорожника Мэйсона, я незамедлительно проваливаюсь в сон, похожий на обморок. Мэйсон, поддерживая меня за талию, помогает мне войти в дом по прибытии, и я снова засыпаю, не сняв ни одежду, в которой ходила на похороны, ни даже обувь.
Через четыре дня я неожиданно просыпаюсь в четыре часа ночи. Сердце учащенно бьется, и я прислушиваюсь, надеясь понять, что меня разбудило.
Внизу происходит какое-то движение: звуки торопливых шагов двух пар ног раздаются то в одной части дома, то в другой.
Выскользнув из кровати, я бегу в лабораторию, чтобы узнать, что случилось.
— Ложись спать, — говорит Мэйсон, когда я спускаюсь в лабораторию. — Все в порядке.
— Что вы делаете? — спрашиваю я. Сердце уходит в пятки, когда я замечаю у его ног черный чемоданчик.
— Бог хочет, чтобы мы кое-что сделали, — говорит он. Вид у Мэйсона нерешительный, что для него нетипично. Кэйси качает головой, листая какую-то папку.
— Что это за бланки? — спрашивает она.
— Не уверен, что они нам пригодятся, — тихо говорит Мэйсон. — Как считаешь, сколько доз нам потребуется?
— Вряд ли мы используем больше трех, но давай на всякий случай возьмем пять.
— Что вы будете делать? — спрашиваю я.
— Произошла автомобильная катастрофа, — объясняет Мэйсон. — Мужчина возвращался домой после ночной смены. — Он произносит слова отрывисто, как человек, обдумывающий какую-то сложную задачу. — Вахтер. Автомобиль под списание. Бог хочет, чтобы мы оживили мужчину.
— Но состав не действует на взрослых, — поражаюсь я.
— Знаю, — говорит Мэйсон.
— Сейчас ночь, — продолжаю я.
— Знаю.
— И в вашем ведении находится только «автобусная группа»…
— Я знаю! — кричит Мэйсон, разворачиваясь на каблуках и сердито глядя на меня. Он зол, но что-то подсказывает мне, что его гнев на самом деле направлен вовсе не на меня. — Думаешь, я не понимаю, Дэйзи? Проект задумывался как нечто ответственное. Так не должно было быть. Мы даже не знали, что Бог работает над новой формулой. Нас ввели в курс дела только на этой неделе, когда прислали «Воскрешение II». А теперь он хочет, чтобы мы…
Мэйсон неожиданно обрывает речь на полуслове и громко вздыхает.
— Все будет нормально, Дэйзи, — говорит он. — Мы перехватили переговоры местных спасателей по радио. Они уже выехали. Если мы не приедем раньше, испробовать новый состав не получится.
Я слежу за тем, как Мэйсон вводит коды, необходимые для открытия чемоданчика с «Воскрешением», и за тем, куда движется его рука, чтобы выбрать пять пузырьков из пятидесяти. Я торопливо оглядываю ряды пузырьков с составом. Сорок девять из них принесут пользу погибшему вахтеру; один, наполненный водой, определенно нет. У меня поднимается температура. Не помню, какой из них я подменила. Кажется, где-то…
— Не бери отсюда, — выпаливаю я, не успев даже подумать. Рука Мэйсона замирает в воздухе. Они с Кэйси одновременно поворачиваются и смотрят на меня. Их лица трансформируются: сначала на них отражается замешательство, затем шок и, наконец, гнев.
— Почему? — спрашивает Мэйсон.
Я не отвечаю ему.
— Почему я не должен брать отсюда? — повторяет он.
Я стою, не шевелясь, и не произношу ни слова.
— Что ты сделала? — чуть ли не кричит на меня Мэйсон. Я начинаю пятиться. Он никогда не разговаривал со мной таким тоном.
Как ни странно, на этот раз мне на помощь приходит Кэйси.
— Дэйзи, ты понимаешь, что сейчас время — ценный ресурс, — произносит она спокойным голосом. — Мы можем поговорить об этом позже, — добавляет Кэйси, поворачиваясь к Мэйсону. — Сейчас нам нужны как минимум три пузырька, из какой части чемоданчика их лучше взять?
Я указываю рукой на вертикальный ряд слева и горизонтальный внизу.
— Ты уверена, что с ними все в порядке? — спрашивает Кэйси, следя за тем, как Мэйсон берет пузырьки.
Я киваю, стараясь ничего не говорить, чтобы не выдать себя, так как абсолютной уверенности нет. Стопроцентной гарантии я бы не дала. И своей жизнью клясться бы не стала.
А как насчет чужой?
— Иди в свою комнату, — говорит Мэйсон без выражения, закрывая крышку полевого контейнера для перевозки «Воскрешения». Проходя мимо, он не смотрит мне в глаза. Я слышу, как он чуть ли не бегом выскакивает на улицу и запрыгивает в машину. Кэйси, не говоря ни слова, отправляется вслед за ним.
Через несколько часов я вхожу в школу, чувствуя себя совершенно другим человеком, не имеющим отношения к той девочке, что появилась здесь несколько недель назад. Я не принимала душ и надела ту же футболку, в которой спала. Грязные непричесанные волосы собраны в небрежный хвост. Косметики на лице нет — не по той причине, что я могу заплакать и размазать ее, а потому, что краситься — значит тратить силы, а их у меня нет. На завтрак я съела три кусочка банана и выпила стакан колы. Не помню даже, чистила зубы или нет.
В школьных коридорах слишком шумно и слишком много света. Люди таращатся на меня, смотрят мне вслед, шепчутся за спиной. Они кажутся мне фоновыми фигурами с фотографии — нерезкими и расплывчатыми, вроде бы создают контраст, но толку от них никакого.
Поднявшись по лестнице, протискиваюсь сквозь толпу к своей раздевалке. У соседнего шкафчика стоят и болтают о чем-то девочки. Когда я подхожу, они перестают разговаривать и, расступившись, пропускают меня.
— Привет, Дэйзи, — говорит одна из них тихо.
— Привет, — отвечаю я, понимая, что не могу вспомнить, как ее зовут.