– Верно, – кивнул Мезенцев.
Губы профессора искривила усмешка Мефистофеля. Казалось, он получает странное удовольствие от того, что происходит.
– Итак, что мы имеем, – заговорил он снова. – Убийца… если он существует… замыслил свои убийства семнадцать лет назад. Собственные фантазии он запечатлел в альбоме. На первой странице мы видели висельника. На второй – человека с топором в голове. На третьей – человека, пронзенного острыми прутьями. Нам удалось открыть и четвертую страницу. На ней изображен человек с вывернутой головой.
Сухова передернула плечами:
– Мистика какая-то.
– Но это еще не все, – продолжил профессор. – Мне неприятно вам напоминать, но в альбоме есть и другие страницы. Они склеены, и их невозможно посмотреть. Однако я подозреваю, что на них тоже есть рисунки.
Мезенцев замолчал и опустил взгляд на альбом. Некоторое время сидел, разглядывая четвертый рисунок прищуренными глазами сквозь тускло мерцающие стекла очков. Казалось, он впал в спячку.
– Чего уж там, договаривайте, – с язвительной усмешкой окликнул его вице-мэр. – Вы ведь хотите сказать, что всех нас ждет смерть. Картинка за картинкой – смерть за смертью… Как в комиксе.
Слова его снова вызвали искру оживления в глазах профессора. Он невесело усмехнулся:
– Звучит как бред. Но похоже, что все именно так.
– Если по зданию бродит «чужак», то почему мы до сих пор не видели ни его следов, ни его самого? – возмущенно проговорила Виктория Петровна.
– Я… – начал было профессор, но Тимур Маратович его перебил.
– Друзья мои! – воскликнул он. – Неужели вы верите в такую чушь? Мы ведь с вами взрослые люди!
– Взрослые люди тоже умирают, – заверил его вице-мэр. – И, как показывает практика, довольно часто.
– Но ведь перед нами всего лишь детские рисунки!
– Однако пророческие, – заметил вице-мэр.
Тимур Маратович улыбнулся и посмотрел на него с сочувствием.
– Милый мой, не бывает пророческих рисунков.
– Да ну? – осклабился вице-мэр. – Скажите то же самое Волину. Или Орловой с Арвидом Пельшем. Они с интересом вас выслушают.
– Чепуха это все! – воскликнула вдруг Виктория Петровна. – Хотите узнать, кто убил Волина? Вот он! – И она указала длинным, худым пальцем на Ханта. – Во время убийства Волина Ханта с нами не было!
Все присутствующие молча уставились на Ханта.
Охранник даже не шевельнулся в своем кресле и ничего не ответил. Он сидел, глядя на Сухову прищуренными глазами из-под полуопущенных век.
– Волина убил не Хант, – негромко, но твердо произнес Мезенцев. – Я видел в окно, как он уходил в лес. И видел, как вернулся с вязанкой дров.
Сухова перевела взгляд на него и резко спросила:
– Вам легче поверить в то, что Волина и Орлову убил призрак сумасшедшего истопника?
Ирина, до сих пор молча сидевшая с дымящейся сигаретой в руке, затушила сигарету в пепельнице и поднялась с кресла.
– Куда ты? – тихо спросил Максим.
– Пойду к себе в номер, – устало ответила она. – У меня разболелась голова, и я хочу прилечь.
Максим нахмурился.
– Не лучше ли нам держаться вместе? – осторожно спросил он.
– Я не стану возражать, если ты проводишь меня, – кивнула Ирина.
Сухова при ее словах резко подалась вперед и язвительно проговорила:
– Удивительно!
– Что? – не поняла Ирина.
– Удивительно, что некоторые люди находят время для прелюбодейства даже перед лицом смертельной опасности! По-моему, это извращение.
Ирина недобро прищурилась:
– Что вы хотите сказать?
– Я хочу сказать, что мне противно на вас смотреть, – презрительно обронила Сухова. – Прыгать в постель к первому встречному… Просто ни в какие ворота не лезет! Есть же правила приличия!
Тимур Маратович кашлянул в кулак.
– Виктория Петровна, не думаю, что мы должны…
– А вы вообще помолчите! – визгливо выкрикнула Сухова. – Тьютор, тоже мне… Тюфяк вы, а не тьютор. Тюфяк и болван… Забрали у нас телефоны, заперли в ужасном пансионате… – Сухова подозрительно уставилась на него. – Послушайте, а не вы ли все это организовали?
– Я не…
– Что за таинственная программа? «Клин клином вышибают» – кажется, так вы говорили?
– Виктория Петровна, я не…
– Вы обещали, что Волин перестанет пить. И он перестал! Навсегда перестал!
В висках у Ирины снова застучало. Она почти физически ощущала, как сильно наэлектризовался воздух в холле. Сделав над собой усилие, Ирина тихо и примирительно проговорила:
– Не стоит огульно обвинять друг друга.
– А вас вообще не спрашивают! – рявкнула на нее Сухова. – «Ученый-химик». Никакой вы не ученый. Куртизанка – вот вы кто!
Максим поднялся с кресла и шагнул к Суховой.
– Скажете еще слово, и я закатаю вас в ковер, – хмуро пообещал актер.
Виктория Петровна вскочила с кресла с быстротой кошки и отступила к стене.
– Попробуй! – с ненавистью заорала женщина. – Тоже мне – звезда вонючая… Да таких звезд на любой помойке…
– Виктория, успокойтесь! – сделала еще одну попытку Ирина. – Вы нервничаете, что в нашей ситуации понятно. Но не нужно терять голову.
Острый подбородок Суховой нацелился на Ирину. В глазах ее мелькнула такая ярость, что на мгновение Ирина почти испугалась: а ну как дама сейчас возьмет да и набросится на нее? Выглядела она и впрямь устрашающе: длинные скрюченные пальцы, бледное, пылающее яростью лицо, в глазах – лихорадочный блеск.
Максим осторожно шагнул к Суховой. Та резко повернулась к нему и выхватила из сумочки складной нож. Выщелкнув лезвие, Виктория Петровна прорычала:
– Только тронь меня, мерзавец!
Максим оторопел.
– Виктория Петровна, вы ведете себя глупо, – наконец обрел голос актер. – Немедленно уберите нож!
– И не подумаю! Ненавижу… Всех вас ненавижу…
– Ну, хватит! – Максим шагнул к Суховой и протянул руку. – Бросьте валять дурака, отдайте нож!
Сухова зашипела, как рассерженная кошка, и резко ударила его ножом по руке. Затем быстро шагнула вбок, намереваясь обогнуть Максима. В это мгновение Хант бесшумно скользнул к ней. Виктория Петровна дернулась в сторону, споткнулась о ногу Ханта и начала падать на пол. Хант попытался подхватить ее, но не успел. Падая, Виктория Петровна ударилась головой об угол журнального столика, после чего рухнула на мраморный пол и затихла.
Несколько мгновений все присутствующие с ужасом смотрели на распростертое на полу тело. Виктория Петровна лежала на правом боку, поджав под себя руку, все еще сжимающую нож. Ее неестественно вывернутая, словно сорванная с позвоночника, голова была повернута к окну.