— А-а… ничего… это я потихоньку схожу с ума, — стряхнув накатившее наваждение, ответил Женя.
— Здесь это не зазорно. Здесь все такие.
И они вновь замолчали, каждый думая о своём.
— Интересно, какой сегодня день? — первым нарушил тишину штурман.
— Да какая разница?
— Не скажи. Плохо, когда нет порядка. Бестолково, если не знаешь день, число, час.
— Допустим, четверг. И что? Тебе стало легче?
— Четверг… пусть будет четверг.
Из-за галеры выглянула ехидная физиономия Лопе. Раскрыв пальцами полуслепой и вечно закисший глаз, он пригрозил кулаком:
— Эй! Вам запрещено разговаривать по-русски!
— А морду тебе не набить? — огрызнулся на вполне сносном испанском Сергей. — Без твоих ушей обойдёмся!
— Серж, ты бы с ним поосторожней, — дёрнул за рукав Женя. — Знаешь же, что он всё докладывает Баче.
— Знаю, потому и чешутся руки морду набить. А насчёт календаря ты прав. Надо было с первого дня делать зарубки. Хотя бы вот тут, на борту. Или на моём весле. Уже до середины добрались бы, наверное. У меня, кстати, тоже с головой не всё в ажуре. Весь набор — и голоса, и видения, и призраки. Медленно, но верно мы превращаемся в таких же, как они.
Голицын одёрнул порванные рукава, подтянул севшие от постоянных ныряний и потерявшие цвет брюки комбинезона и возразил:
— Надеюсь, что нас с ними роднит лишь рваная одежда.
Сергей не обратил внимания на его замечание и продолжал философствовать:
— Скоро мы, как и они, потеряем человеческий облик и будем деградировать назад к обезьяне. Обрастём шерстью, отрастим хвосты. Впрочем, Бача уже превратился в гориллу. Женя, а ты кем станешь? Я бы хотел обратиться в лемура. Висел бы на ветке и таращил на всех глаза.
— До обезьян им ещё далеко, — возразил штурман.
— Ну почему же? — продолжал отстаивать свою гипотезу Субботин. Напустив на себя профессорский вид, он задумался, теребя воображаемую бородку: — Согласитесь, князь, человека от обезьяны отличает чувство юмора. А я вообще не видел, чтобы из них кто-то улыбался или шутил.
Женя подхватил игру в состязающихся на научном симпозиуме ученых и важно ответил:
— Позволю себе, коллега, с вами не согласиться. Обезьяны не умеют врать, а я слышал, как они заливают друг другу про то, какие они были богатые и солидные сеньоры в прошлой жизни, когда ещё жили по ту сторону. А сеньор Рауль напоминает мне Клизму на совещании. Надо подкинуть ему в лексикон, чтобы заучил, пару адмиральских фраз.
Субботин с Голицыным переглянулись и прыснули от смеха. Но упоминание о прошлой жизни быстро смыло веселье с их лиц. Сергей помрачнел и неохотно сменил тему.
— Сколько уже здесь протираем штаны, а ни на шаг не приблизились к нашей цели.
— Серж, у нас нет плана. И хуже всего то, что я даже не представляю — за что зацепиться?
— А мне кажется, мы должны работать в направлении фанатиков. Это какое-то тёмное пятно, о котором никто не хочет говорить. И это настораживает.
— Скорее, о них мало знают. Я пробовал разговорить Гаспара. Он последний, кто ходил к ним. Фанатики ни с кем не общаются, что очень характерно для замкнутой секты. Поклоняются вещам. При этом безразлично, что вещь умеет. Они могут пустить к себе на остров, но если только им предложат в обмен за это вещь. И то — очень ненадолго. В остальном — их ничего не интересует. Мне кажется, это не то, что нам надо. Ещё одна съехавшая с ума банда.
Сергей замолчал, размышляя над словами штурмана. В его доводах была логика, но интуиция упорно толкала именно в направлении фанатиков.
— Поклоняются, говоришь? То есть, можно сказать — очень интересуются?
— Какая разница?
— Женя, так это и есть американцы!
— С чего ты взял?
— Ну как же! Собирают все вещи подряд без разбору. Чтобы себя не разоблачить, ни с кем не общаются. Там их база!
— Фанатики живут на скалистом острове, который, кстати, тоже погружается в воду. Гаспар сказал, что осталась лишь вершина горы, а раньше остров был в три раза больше. И ничего похожего на лабораторию или военную базу там нет.
— Гаспар увидел лишь то, что ему показали! — продолжал упорствовать Сергей.
Но неожиданно направление его мыслей сменилось на сто восемьдесят градусов.
— Хотя логично, если там осела секта душевнобольных. Тогда нам нужно думать, как вернуться на остров неприкаянных за вертолётом. Кстати, ты раньше что-то говорил об острове?
— Не было дня, чтобы я о нём не думал. Сначала хотел предложить пойти с Раулем на сделку. Он нас вернёт на остров неприкаянных, а мы ему солёное озеро. Но потом я понял, что оно ему не нужно. Даже напротив — оно для него опасно. Сам он и его окружение нехватки соли не испытывают. А вот держать в повиновении всё население острова, выдавая по граммам раствор, ему на руку. Солёное озеро вырвет у него из рук власть. Уверен, что узнай он о нём, то сразу постарается скрыть эту информацию от остальных. А также постарается избавиться от носителей такой информации. То есть от нас с тобой. Да и доберись мы до вертолёта, аквасфера всё равно не выпустит. Полетаем в тумане, пока не кончится топливо, а потом рухнем в море. Пусть пока броневичок стоит там до времени. А вот информация об острове очень ценная, хотя и опасная. И разыграть мы её должны ювелирно. Без права на ошибку. А вот как, я, к сожалению, ещё не придумал. Но поверь, Серж, уже голова от дум болит.
Издалека Субботин увидел кудрявую голову кубинца. Эмиль ходил кругами и, заискивающе улыбаясь, пытался перехватить его взгляд. Сергей уже давно его заметил, но звать не торопился. Наконец, решив, что пока разговор с Женей на тайные темы можно прервать, он махнул рукой:
— Эй, напарник! Подойди, не прячься. На, отхлебни.
Сергей щедро протянул бутылку подбежавшему кубинцу.
Вчера Субботин нашел вещь. Это произошло, лишь только он успел опустить руки в слизь. Тонкий скользкий предмет едва не проскочил между пальцами. Сергей схватил его в последний момент. Вытащив серую, в зелёных разводах, похожую на карандаш, вещь, он показал её Эмилю. Кубинец кивнул и, не раздумывая, дёрнул верёвку.
Ценитель Карлос долго вертел «карандаш» перед глазами, затем попросил дона Рауля выдать Субботину полную бутылку раствора.
Теперь они «гуляли»! Эмиль сделал аккуратный глоток и, обтерев бутылочное горлышко, облизал ладонь. Потом глоток сделал Женя. Скривившись, он вернул бутылку Сергею.
— Никак не могу привыкнуть к этой гадости.
— Я тоже. Пью, как противное лекарство. Его лучше сразу запивать или заедать лианой.
— Меня поначалу от него рвало, — подобострастно поддакнул Эмиль. — Сейчас уже привык. Раствор это жизнь. Без него можно протянуть дней двадцать, не больше. Мы считали. А кто-то и этого не выдерживал. Хозяин дал тебе неплохой раствор, но раньше ценители делали его гораздо гуще. Одного глотка надолго хватало.