Мутант задрожал. В глазах у него потемнело, и он зажмурился. Сомнений не оставалось – это была девушка из «отцовского воспоминания». Машечка… Чуть повзрослевшая, но все такая же прекрасная – лишь золотистые волосы стали короче, однако в глазах – все та же озерная синь…
– Мама… мама… – прошептал он и мысленно простонал: «Как же ты могла? Как ты могла так… со мной?…»
– Вижу, что узнал, – услышал Глеб и открыл глаза. – Дальше продолжать?
– Не надо… Но кто?… Откуда это у вас? Как вы смогли все узнать?!
– Хороший вопрос. Теперь уже можно ответить и на него, – пронзил Дед Мороз мутанта ледяным взглядом. – Помнишь, я говорил, что это лишь Святая полагала, что в ее близком окружении только абсолютно преданные ей люди? Она заблуждалась. Одним из этих людей был мой агент. Он находился с тобой неотлучно со второго года твоей жизни до сегодняшнего дня.
Пистолетец!.. Если новость о том, что его матерью оказалась Святая, потрясла до глубины души, то весть об истинной роли его косноязыкого друга буквально шокировала Глеба. Если о матери – теперь можно было признаться себе в этом – он где-то глубоко внутри, на уровне подсознания уже начинал догадываться ранее, во всяком случае, полагал, что его родители люди далеко не простые, стоявшие где-то близко к вершине власти, то насчет Пистолетца ничего подобного он не мог бы предположить никогда. Такое не укладывалось в голове, такого просто не могло быть!.. Но тем не менее, если вспомнить теперь все, проанализировать, сопоставить – все это идеально вписывалось в сказанное Дедом Морозом. Пистолетец был рядом, когда он очнулся. Пистолетец «придумал» назвать его Глебом. Пистолетец же уговаривал его поселиться в Ильинском и не согласился остаться там, когда понял, что решение Глеба отправиться в Устюг непреклонно. Когда они повстречали Сашка и паренек стал спрашивать Пистолетца о том, где тот жил в Лузе, последний начал откровенно путаться. Тогда Глеб не придал этому значения, списал все на «перепутки» в голове приятеля, теперь же стало ясно: Пистолетец никогда в Лузе не был. А его блокнот, где он начал вести свою «летопись»? А то, что его отдельно от всех увели к своему главному «галерщики»? Потом еще фальшивый лузянин сокрушался, что тот вырвал страницы с записями! Теперь ясно, что странички были переданы храмовнику сознательно, для передачи шифровки Святой. Что еще? Если подумать, то многое. Одно предупреждение «Бабы-Яги» чего стоит! И старец Прокопий прямым текстом сказал, что Пистолетец, скорее всего, морозовец. А сегодня утром, когда Глеб сам увидел, как поразительно изменился его друг… Друг?! Да какой он ему теперь друг! Гнусный, проклятый предатель!..
– Как вам удалось обмануть ма… Святую? – процедил Глеб, не глядя на Деда Мороза. – С ее-то даром.
– У Щупа тоже есть дар.
– У кого?… – поднял глаза мутант.
– Ах, да… Щуп – так мы называли Анатолия. Ну, этого твоего… как его?… Пистолетца.
– Он не мой, – злобно выплюнул Глеб. – Почему Щуп? Потому что щуплый?
– Ты догадлив. Так вот, у него есть дар – он умеет закрываться. Но не плотной стенкой – так бы твоя мать заподозрила неладное, – а мягкой, упругой оболочкой, аккуратно отводящей в сторону опасные «запросы». А еще… Еще мы решили сыграть на женской жалости. Конечно, по отношению к Святой это звучит нелепо, но все же. Мы попробовали – получилось. Ты и сам, наверное, видел, каким может Щуп казаться беспомощным, наивным и трогательным. А тут он пришел просить защиты от злых морозовцев, которых и сама Святая ненавидела всей душой. Да еще он пожаловался, как над ним издевались, как его пытали – показал изувеченную окровавленную руку…
– Так это вы его?!..
– Разумеется. Щуп сам подал идею. А окончательную жирную точку в этом вопросе поставило покушение на Святую. Конечно же, заранее тщательно спланированное, разыгранное. Пришлось даже реально пожертвовать жизнью одного из добровольцев. Он, переодевшись храмовником, проник в подземелья и выстрелил в Святую, когда та выступала перед «паствой». Щуп закрыл ее своим телом. Риск был очень велик, ведь пулю в грудь он получил самую настоящую. Доброволец, хоть и долго тренировался, все же не стал настоящим снайпером. Но мы рискнули – и выиграли. Щуп долго лечился, но после этого был допущен с святая святых, извини за каламбур. Он стал твоей главной нянькой. А заодно телохранителем, учителем, наставником…
– Он предатель! Мерзкая косноязыкая сволочь!
– Почему косноязыкая?… Ах, да, он рассказал… Это было его импровизацией. Щуп опасался, что ты, несмотря на потерю памяти, можешь его узнать. Все-таки почти всю жизнь вместе. Его голос, манеры, могли вызвать у тебя ассоциации, спровоцировать разрушение мнемоблокады. Вот он и притворился этаким бестолковым шутом, паяцем. И «украсил» свою речь этими… штучками. Говорит, едва язык не вывихнул вместе с мозгами. Но – получилось. У тебя ведь не закралось никаких подозрений?
– Не закралось.
– А насчет предателя… Извини, тебе это, конечно, весьма неприятно, я понимаю, но если уж начистоту: кого он предал? Щуп изначально был моим верным соратником, им и остался. Так что я бы на твоем месте не торопился навешивать ярлыки.
– На моем месте я, – буркнул Глеб. – Могу я увидеть этого вашего… соратника?
– Пока не можешь. Он сейчас находится на новом задании.
– Разумеется, не скажете, на каком.
– Отчего же? Напротив. У него весьма ответственная миссия – провести переговоры с твоей мамочкой.
– Она его расстреляет.
– Скорее, повесит. Но не страшно. Главное, чтобы узнала то, что требуется.
– Не страшно?… Вы так легко говорите это о своем «верном соратнике»?
– Давай отбросим сантименты. Жалость, любовь, все остальное… Жизнь сейчас такая, что эти так называемые «чувства» только мешают. Щуп знал, на что идет. Считай, половину своей жизни он посвятил этому заданию. И он его выполнил на «отлично». Но сейчас Щуп раскрыт. Использовать его в качестве агента я больше не смогу. Прозябать после всего в качестве обычной «шестерки» он вряд ли захочет сам. Так что если он погибнет, как раньше говорили, «в бою», то это и для него станет неплохим финалом. И что же здесь страшного?
– Страшно то, как вы делите людей на нужных и ненужных, на полезных и бесполезных.
– А мне это по должности положено. Если бы я делил их по-другому, то мы, городские мутанты, давно бы стали рабами храмовников. Я здесь не балетную труппу набираю, не кружок кройки и шиться веду – я сражаюсь за нашу свободу, за наше выживание. Скажешь, громкие слова, да? Но это не слова – это жизнь. Наша жизнь! Пусть мы уроды с точки зрения «нормальных» людей, но мы тоже люди! Станешь возражать? Не станешь, потому что ты и сам такой. И если бы ты родился в семье мутантов, то был бы сейчас с нами. Впрочем, думаю, и так будешь.
– Не буду, – огрызнулся Глеб. Но уверенности в его голосе по-убавилось.
– Посмотрим, – не стал развивать тему Дед Мороз. – Еще есть вопросы?