– Обязательно.
Ещё какое-то время пообщавшись с капитаном, я вернулся в штаб и вновь занялся текущими делами. Но тут снова на связь вышел Звон и доложил, что видел людей, которые бились с дикарями на развалинах Вивейро, и даже смог их прикрыть от выскочившей из города погони. Однако вооружённые автоматами и пулемётами чужаки, около пятидесяти человек в однообразных серых камуфляжах, прошли стороной, на расстоянии в пятьсот метров, и соединиться с ними он не смог, слишком много вокруг «зверьков». В итоге группа Звона обнаружила себя и вынуждена теперь уходить от преследования. И только когда разведчики оторвутся от противника, они станут искать обходной путь, который выведет их на неизвестных нам стрелков. И получается, что мы по-прежнему не имеем никакой конкретной информации относительно этих воинов.
Вечером вернулись мотопланеристы альмугавара Роберто. От них информации ноль: видели дикарей и наших воинов, а более никого не засекли – слишком густая зелёнка внизу.
Зато позже, в третий раз за день со мной снова говорил Семёнов. Голос у каперанга был уставший и, можно сказать, измождённый. Он кратко сообщил, что опасность от боевых кораблей Средиземноморского Альянса пока полностью не исчезла, но немедленного нападения он теперь точно не ждёт. Оказывается, Семёнов и Максимов показали прибывшим на переговоры офицерам Игнасио Каннингема некоторые имеющиеся на ВМБ виды вооружений и кусочек базы, а после этого более подробно объяснили незваным гостям, что имеют приказ никого через пролив не пропускать. Так что пока средиземноморцы стоят в десяти милях от «Гибралтара». Уходить в ближайшее время они не намерены, чего-то выжидают, думаю, результатов дипломатических переговоров между Фамагустой и Краснодаром, которые наверняка закончатся для них провалом, ибо Симаков-старший им в Атлантику путёвку не выпишет. И если они простоят на месте чуть более суток, то увидят мои корабли, которые спешат на помощь к своим товарищам. То-то, скорее всего, они удивятся…
Таким был ещё один день, который прожит не зря. Что-то сделано, что-то нет, но в целом, несмотря на ряд событий, произошедших сегодня, всё по-прежнему. Один строит, другой воюет, третий готовится к боям, четвёртый в море, пятый руководит и так далее, каждый при своём деле.
А закончилось всё радостным событием. В течение дня в семьях моряков и разведчиков отряда родилось сразу трое малышей, первые наши дети, которые появились на свет в форте Передовой.
Первой к построенным на основе развалин испанских деревень окраинным укрепрайонам Передового подошла орда из Рибадео. Когда она покидала место своей зимовки, в путь вышло от двадцати до двадцати двух тысяч особей. По дороге дикари неоднократно обстреливались нашими разведчиками, натыкались на противопехотные мины, да ещё имели боестолкновения с парнями в сером камуфляже, которых, кстати, обнаружить так и не удалось. И к Волчанску, по испанским картам Лавандейра, после девяти дней неспешного передвижения вдоль моря, подошло не более семнадцати тысяч «зверья».
Немедленно в небо было поднято несколько мотопарапланов, и каждый наш летун имел при себе рацию, благодаря которой мог корректировать огонь миномётов. Группа огневой поддержки не оплошала, отработала на совесть. Два десятка стодвадцатимиллиметровых миномётов накрыли бредущего по старому лесному сухостою противника. За час миномётчики выпустили более семисот начинённых смертью металлических болванок, рассеяли орду, и на короткий промежуток времени дикари остановились.
На этом закончился первый день нашего сражения с дикарями. Ночь прошла относительно спокойно, а рано утром на наши оборонительные позиции волной покатились все выжившие после обстрела дикари. Надо сказать, что это было страшное зрелище, которое пробирало до печёнок и будило в каждом воине форта самые глубинные страхи. Выпучив глаза, словно стадо бешеных бизонов, на нас валила орда ведомых лишь инстинктом уничтожения живых существ, орда двуногих животных. И напор их был настолько силён и стремителен, что, если бы не минные поля перед Волчанском, «зверьки» имели бы все шансы вломиться в наши оборонительные порядки и нанести нам некоторые потери.
Однако, к счастью для отряда, наш товарищ в далёком посёлке Гвардейский, отставной сержант гвардии Егор Черносвит, он же сержант Филин, клепал противопехотные мины, как сосиски на колбасном заводе, и каждый конвой с родины пополнял наши запасы этого смертоносного оружия. Поэтому мы закладывали «озэмки» и «монки» на любой тропинке, по которой могли бы пойти в атаку дикари. А наступающие «зверьки» напоролись на эту преграду и заколебались. Ну а тут снова миномёты в работу включились. Они обстреляли высохший старый лес, который вперемешку с молодой порослью стоял на окраине Волчанска, и били миномётчики не осколочными или фугасными боеприпасами, а зажигательными.
Лес сначала неохотно, а потом всё быстрее начал загораться. Полосы огня протянулись перед нашими чистыми от травы и кустарника позициями за Волчанском, и много дикарей сгорело в яростном пламени. Но немалые по численности толпы двуногих скотов с тлеющими волосами и горящей одеждой, крича и издавая невнятное рычанье, всё же проламывались сквозь огонь и минные поля. И когда они выбегали к дотам на развалинах испанского посёлка, то там их встречали АГСы, пулемёты и автоматы.
Три часа продолжалось сражение за Волчанск. Вокруг укрепрайона горели леса, травы, кустарники и сама земля. Омерзительные запахи горящей плоти и палёной шерсти проникали повсюду, пропитывали одежду, смешивались с кислым привкусом пороха, оседали на наши тела, и не один воин блеванул себе под ноги от подобных «ароматов». И всё это происходило в то время, когда дикари, которые практически никогда не отступают, шли вперёд, а ПКМ и «Печенеги» захлебывались от ярости, их стволы перегревались, но темп стрельбы не снижался. Это были тяжёлые сто восемьдесят минут, и мы, все те, кто был в тот день в Волчанске, долго будем его помнить, потому что нельзя просто так взять и забыть обугленных людей, идущих по минному полю прямо на тебя с желанием дорваться до твоего горла. И это можно было бы посчитать героизмом, если бы наш противник думал и чувствовал, как мы, а не шёл на поводу своих инстинктов и не желал нас съесть.
Трудный бой был – это признавали все, от молодого кашевара до бывалых лейтенантов. И хотя наши вооружённые силы не понесли никаких существенных потерь – несколько раненых не в счёт, – лично у меня настроение тогда было очень поганое. Настолько, что, когда ближе к вечеру летуны доложили, что видят около двух тысяч дикарей, преимущественно детёнышей и молодых самок, уходящих по приморской автомагистрали С-642 обратно в Рибадео, я приказал не гнаться за ними.
Признаю, была возможность уничтожить последних представителей этого племени каннибалов до конца, и я проявил несвойственную мне сентиментальность. Но иначе в тот момент я поступить не мог. Воины отряда, надышавшись гари и смрада от обгоревших тел, в тот день выглядели, словно обкуренные дурман-травой наркоши, и не были настроены изображать непримиримых карателей. Кроме того, к Соколовке, второму основному укрепрайону Передового за пределами Ла-Ферроля, который находился на юго-востоке нашей территории, в это время одна за другой приближались ещё две орды, и распылять свои силы нам было нельзя.