Михаил обхватил ее всю руками, прижал к себе, словно собственность, уверенной хваткой, и вырваться было невозможно. Рейвен горела, словно в огне, — он сжигал ее изнутри. Она всем телом скользила по телу Михаила, ее груди набухли, а соски отчетливо проступили под тонким джемпером.
Большим пальцем он потер ее сосок через ажурное полотно, посылая волны тепла струиться по ее телу, отчего у нее подогнулись колени, и она удерживалась на ногах только потому, что его сильные руки нежно поддерживали ее. Его рот снова исследовал ее тело, а язык, словно пламя, лизал ее кожу там, где пульсировала голубая жилка.
И вот раскаленный добела жар охватил ее всю, выжигая боль, заставляя извиваться от желания, волны которого накатывали одна за другой. Его губы на ее шее дарили наслаждение и боль — такой силы, что она не могла сказать, где начинается одно и заканчивается другое. Он откинул ее голову назад и прижался ртом к коже у горла, словно пил ее, поглощал, питался ею. Она горела, но то, что он делал, как ни странно, отвечало ее собственному страстному желанию.
Михаил что-то прошептал на своем родном языке и приподнял голову, разрывая контакт. Рейвен почувствовала, как что-то теплое потекло по ее горлу к груди. Язык Михаила последовал за этой струйкой. Обхватив тонкую талию Рейвен, Михаил наконец осознал, каким образом его тело освободилось от бушевавшей в нем ярости. Он должен был отметить ее как свою пару. Его тело настойчиво требовало этого.
Рейвен вцепилась в его рубашку, стараясь удержать равновесие. Он тихо выругался, неразборчиво, сразу на двух языках, злой на самого себя, в то же время баюкая на руках.
— Мне так жаль, Михаил.
Рейвен была в ужасе, напуганная своей слабостью. Комната вращалась, и трудно было сосредоточиться. Шея пульсировала и горела.
Склонив голову, он нежно поцеловал ее.
— Не надо, малышка, это я слишком спешу.
Все, что было в его природе — и чудовище, и мужчина, — взывало: возьми ее, удержи! Но он хотел, чтобы она пришла к нему сама.
— Я так странно себя чувствую, у меня кружится голова.
Должно быть, он немного потерял самообладание, поскольку чудовище в нем так отчаянно хотело поставить на ней свою метку, ощутить ее сладостный вкус. Его тело горело, как в огне, требуя освобождения. Усилием воли ему удалось справиться с хищником внутри, победить его. Глубоко вздохнув, он отнес ее на стул у камина. Она заслуживала самого нежного отношения, она должна была лучше узнать его, почувствовать к нему хотя бы привязанность, если не любовь, прежде чем он привяжет ее к себе. Человек. Смертная. Это было неправильно. Опасно. Только усадив ее на мягкую обивку, он впервые встревожился.
Михаил обернулся, его лицо потемнело и приняло угрожающее выражение. Его тело больше не было защитой, в одно мгновение он стал опасным и могущественным.
— Оставайся здесь, — тихо велел он ей, двигаясь так быстро, что очертания его тела стали размытыми.
Михаил закрыл все двери в библиотеку, повернулся лицом к главной и молча призвал часовых.
Снаружи завыл волк, ему ответил второй, третий, пока не раздался вой всей стаи. Михаил подождал, пока они замолчат, его лицо превратилось в бесстрастную каменную маску. Через лес двигалась легкая дымка, а около дома, клубясь, собирался туман.
Михаил поднял руку, и главная дверь открылась. Туман и загадочная дымка просочились внутрь, соединяясь, пока весь холл не стал странно тусклым. Постепенно эти две субстанции перемешались — и замерцали, приобретая твердость тела.
— Почему вы побеспокоили меня сегодня ночью? — тихо спросил Михаил, и глаза его опасно блеснули.
Вперед выступил мужчина, его руку крепко сжимала жена. Она выглядела бледной и уставшей и, очевидно, была беременна.
— Нам нужен твой совет, Михаил. И у нас есть новости.
А Рейвен в библиотеке ощутила, что леденеет от ужаса, в голове у нее все смешалось, и только что охватившее ее наслаждение мгновенно улетучилось. Кто-то страшно кричал, словно обезумев от терзающей его невыносимой боли. Она поднялась, ноги у нее дрожали, и она ухватилась за спинку стула. На нее нахлынули образы. Молодая женщина, бледная как: мел, из груди у нее торчит кол, рекой льется кровь, голова отделена от тела, а в рот ей кто-то засунул что-то мерзкое. Ритуальное убийство. Предупреждение остальным. Серийный убийца — здесь, в таком тихом месте!
У Рейвен перехватило горло, она обеими руками закрыла уши, словно это могло остановить просачивающиеся в ее сознание картины. На мгновение она перестала дышать, ей и не хотелось дышать — хотелось только, чтобы все это кончилось. Она дико озиралась. Справа была дверь, которая вела в противоположную сторону от нахлынувших на нее образов. Машинально она направилась туда, спотыкаясь на каждом шагу, плохо понимая, где находится. Голова у нее кружилась. Пошатываясь, она вышла из библиотеки, мечтая оказаться на свежем воздухе. Избавиться от всех этих подробностей смерти, от того ужаса, которым было пропитано сознание вновь прибывших.
Их страх и гнев были словно сами по себе. Они походили на раненых животных, готовых в любой момент наброситься и разорвать на куски. Ну почему люди так жестоки? У нее не было ответа, да она и не хотела его знать. Она успела сделать лишь несколько шагов по длинному коридору, когда впереди замаячила чья-то фигура. Мужчина был немного моложе Михаила, с более изящной фигурой, у него были блестящие глаза и волнистые каштановые волосы. Он насмешливо улыбался, когда направился к ней, и в его улыбке была угроза.
Вдруг невидимая сила ударила его в грудь, откидывая назад и впечатывая в стену. Михаил возник перед ней воинственной тенью. Он возвышался над Рейвен, оберегающим движением отталкивая ее за свою спину. На этот раз хриплое рычание было похоже на рев разъяренного медведя.
Рейвен почувствовала ужасающую ярость, которую испытывал Михаил, ярость, смешанную с печалью, эти чувства были настолько сильны, что вокруг него вибрировал воздух. Она дотронулась до его руки, обхватив запястье, — ничтожная попытка сдержать ярость, которая пружиной свернулась у него внутри. Она почувствовала, как напряглось его тело.
Все разом ахнули. Только тут Рейвен заметила, что на них смотрят четверо мужчин и женщина. Их глаза были прикованы к ее руке, схватившей Михаила за запястье, словно она совершила ужасное преступление. Михаил встал так, чтобы полностью закрыть ее от испепеляющих взглядов. Он даже не сделал попытки сбросить ее руку. Наоборот, встал, отодвинув ее дальше к стене, почти прижав к ней и закрыв от посторонних глаз.
— Она под моей защитой.
Это был вызов. И обещание скорой и жестокой расправы.
— Так же как и все мы, Михаил, — примирительно сказала женщина.
Рейвен покачнулась, и только стена помогла ей устоять на ногах. Волны ярости и печали затапливали ее существо, и ей захотелось закричать. Она издала еле слышный звук — единственный звук протеста. Но Михаил сразу повернулся к ней, подхватывая ее на руки.