– Вы ничего не поняли, – начала оправдываться я, чтобы устранить недоразумение. – Я не наркоманка. Я в гости пришла, тут мои знакомые живут…
– Знакомые?! Ничего, дай Бог, сейчас приедут и разгонят наконец этот притон… А ну стой, шалава!
Увидев, что я попятилась назад, тетка сделала быстрое хватательное движение своей могучей лапищей. Судя по всему, она намеревалась задержать меня здесь до прихода милиции. Я в одно мгновение представила все последствия моего задержания в качестве наркоманки под Сашиной дверью. Эти мысли придали мне такое невероятное ускорение, что тетка и опомниться не успела, как я уже неслась по лестнице вниз.
Между этажами я налетела на Маринку. Подруга мужественно кралась наверх, мне на помощь.
– Чего ты там застряла? – плаксиво осведомилась она. – Я чуть не померла от переживаний. Ты что, таких теток не знаешь? Она бы тебя сожрала с потрохами. Я кричу-кричу, а ты ноль внимания…
– Ладно, – вздохнула я. – Все равно я ничего не успела. Хватит на сегодня. Тетка наверняка будет сторожить под дверью. Пошли отсюда.
И мы дружно направились вниз.
– Что за бред она несла насчет притона наркоманов? – спросила Марина через минуту.
Я резко остановилась:
– Маринка! Разворачивайся!
– Что еще?
– Это был не тот этаж! У Хольгеров номер на двери черный, а там был золотой!
– Господи! – простонала Маринка. – Как меня все это достало! Ну пошли.
На тринадцатом этаже было тихо и спокойно. После сумасшедшей тетки мне уже ничего не было страшно. Я постояла у полосатой двери с черным номером, не услышала ни звука и принялась за дело. Когда мысленный образ перед моими глазами стал достаточно четким, я вытащила из кармана черный фломастер и принялась рисовать.
Прошло минут десять. Маринка ходила туда-сюда по площадке, нервно поглядывая на лифт. Под моими руками напротив двери постепенно рождалось красивое лицо с резкими, утрированными чертами, очень похожее на Сашино. Для отвода глаз я приписала сбоку кривыми готическими буквами «Nirvana forever».
– Все! Посмотри, хорошо получилось?
Маринка окинула произведение взглядом художницы.
– Неплохо. Довольно выразительно. Знаешь, я бы на него посмотрела в реале…
– Все, теперь валим отсюда. Нет, нет, только не на лифте, по лестнице!
Мы вышли из парадной и постояли с полминутки на крыльце, глотая холодный воздух. Я переживала редкое чувство абсолютного удовлетворения – как от своей творческой работы, так и от успешно выполненного замысла. Даже не хотелось сразу уходить.
– Классно я все это придумала! – хвастливо произнесла Маринка. Очевидно, она была довольна не меньше меня.
– Знаешь что? – чуток подумав, предложила я. – Давай спрячемся в кустах у детского сада и подождем, пока Саша не вернется из школы. Просто так, для проверки.
– А лучше на дерево залезем! – с воодушевлением подхватила Маринка. – Вот на тот клен. С него будет гораздо лучше видно подходы. До самой трамвайной остановки.
Идея насчет клена показалась мне несколько легкомысленной, но, в принципе, я была не против. Почему бы не тряхнуть стариной и не обновить навыки лазания по деревьям, которыми я не пользовалась уже лет пять? Словом, не прошло и получаса, как мы, исцарапанные и икающие от смеха, но очень довольные, взгромоздились на проклятое дерево. Я с опаской выпрямилась на нижнем суку, окинула взглядом улицу, и моим глазам предстало ужасное зрелище.
– Маринка! – простонала я. – Все пропало!
– Что там еще? – недовольно спросила подруга, балансируя на соседней ветке.
– Саша идет!
– Ну и что?
– Он с мамой!!!
– Ну и… – Тут Маринка осеклась – до нее дошло. – А голова?..
– Об этом-то я и не подумала. – Я лихорадочно полезла вниз. – Не подумала, что он может быть не один! Боже мой, сейчас голова заговорит, а там тетя Наташа! Она такая змея, что мигом обо всем догадается!
– Ой, блин! Что делать-то будем?!
– Отвлеки их! Придумай что-нибудь! Надо уничтожить голову!
Я рухнула на увядшую траву и кинулась к парадной. На страхи времени не оставалось.
Лифт стоял где-то под самой крышей. Я прикинула, сколько времени он будет спускаться, потом подниматься, и побежала вверх по лестнице. Какой это был забег! На тринадцатом этаже я оказалась минуты через четыре; правда, сердце колотилось так, что было больно ребрам, в глазах потемнело, во рту пересохло. Шатаясь, я выползла на площадку. Голова, моя прекрасная, высокохудожественная голова одиноко красовалась напротив Сашиной двери. С горечью глядя на нее, я прикидывала, сколько времени уйдет на то, чтобы ее уничтожить. В этот момент лифт загудел и поехал вниз. Значит, в моем распоряжении оставалось минуты три.
Я положила трясущуюся руку на граффити. Сквозь четкие линии я нутром ощущала ее живое тепло. «Исчезни! – приказала я, вкладывая в эту команду все душевные силы. – Исчезни немедленно! » Как бы не так – голова осталась, где была, ее жизненный импульс был таким же явственным. Я даже не могла установить контакта с собственным творением.
«Я не могу манипулировать с реальностью в таких условиях! – осознала я после нескольких напрасных попыток. – Теперь действительно все пропало!»
Лифт поехал наверх.
Оставалось последнее средство. Я плюнула себе на пальцы и энергично провела ладонью по рисунку. Четкие линии размазались, лицо стало уродливым и совсем неузнаваемым. Но этого мало – изображение должно исчезнуть совсем. На следующий плевок в пересохшем рту не хватило слюны. Я изо всех сил ладонью терла стену, но эффект был минимальным. Надежда умирала на глазах.
Лифт остановился. Я услышала, как открываются двери, услышала шаги и глуховатый ворчливый голос Саши. Теперь не осталось времени даже на то, чтобы убежать. Я стояла на ватных ногах, опираясь о стену в покорном ожидании своей судьбы.
Шли секунды, но никто не приходил. Этажом выше щелкнул замок, хлопнула дверь. Голоса замолкли, и в доме снова стало тихо. Я слегка удивилась, подождала еще немного… и без сил сползла по стенке на пол. Слава богу! Как хорошо, что у меня нет памяти на цифры!
Я опять перепутала этаж.
«Значит, первый раз мы пришли не на двенадцатый, а на одиннадцатый, – думала я, поднимаясь на ноги. – Получается, тринадцатый выше. Тут, наверно, во всем доме двери полосатые. Все, хватит приключений. Никакая любовь не стоит таких нервов. Чувства чувствами, а свое здоровье дороже. А Маринке я сейчас вломлю: и за идею, и за вторую идею, и за то, что задержать их не сумела…»
С такими мыслями я вызвала лифт – пешком спускаться не было ни сил, ни смысла – и поехала вниз.
Вечером, около половины одиннадцатого, когда я уже валялась в кровати с книжкой, пришла мама и сказала, что мне звонит Марина.