А вот насчет остальных версий можно сказать только одно: все они могут оказаться одинаково неверными.

— Взорвалась? — с ужасом, смешанным с любопытством, спросил у столпившихся людей лоточник, опередивший меня на пару шагов.

В Дильшаре бытовало упорное мнение о взрывоопасности башен переноса.

— Да уж лучше бы взорвалась! — желчно сплюнул похожий на торговца саринянин. — Тогда мы бы знали, что нечего тут ждать, и ехали по старинке, караваном!

— А что случилось-то? — приложив руку к уху, как это делают глухие, дрожащим голосом проблеял я.

— Шла бы ты, женщина, домой! — с досадой отмахнулся расстроенный саринянин и отвернулся.

— Хан прислал писца и воинов проверять, кто уходит и зачем, — устало пояснил сидящий на корточках житель Торсанны.

В нашем королевстве не считается доблестью огрызнуться на старую женщину, какой в этот момент выглядел я.

Спасибо, друг, хотелось сказать мне, но вместо этого я разочарованно пробормотал, что вот мне и на родине хорошо, непонятно, зачем другие туда-сюда шастают, и неспешно поплелся дальше. Лихорадочно размышляя, как же мне теперь поступить.

У меня не было никаких веских официальных оснований находиться здесь, да и пришел я под личиной. Если писец выяснит, что по Дильшару беспрепятственно разгуливает королевское око, меня немедленно бросят в зиндан за шпионаж. А чтобы уйти назад под личиной, требовалось выяснить, не проверяют ли уходящих ханскими амулетами, бывшими на порядок мощнее обычных. Иначе я сразу попадусь, скрыть от амулета следы магии не удастся. Да и серьезной причины для перехода в королевство у меня нет. Ни значка торговой гильдии, ни заверенного приглашения. Ни облика богатого бездельника, путешествующего ради собственного удовольствия.

Ну значок можно было бы и купить, как и дорогую одежду, если бы я предвидел такой поворот событий заранее. Но от той довольно приличной суммы, что позвякивала в моем кармане еще утром, сейчас не осталось и десятой части. А этого не хватит ни на один из вариантов.

Размышляя о свалившихся на меня проблемах, я потихоньку доплелся до гостиницы, где на эту ночь мне принадлежал тесный узкий чуланчик. Ни о чем не подозревая, толкнул дверь в стандартный для таких гостиниц коридор. В торце которого обычно сидит хозяин или помощник, сдающий комнаты и приглядывающий за посетителями. А по обе стороны две двери, одна ведет к спальням, вторая в обеденный зал и в помещение для игр.

Когда я днем, поочередно меняя обличья, снимал тут комнаты, хозяин прекрасно обходился без охраны. А сейчас рядом с ним стоят два накачанных аборигена с кинжалами на поясах и прожигают меня подозрительными взглядами.

— Ключ от моей комнаты, — хрипловатым усталым голосом бурчу, смело подходя к хозяину, сейчас любое неуверенное движение может оказаться последним. — И можно попросить повара пожарить эту рыбу?

— А когда ты ушла? — вроде безразлично спросил хозяин, обшаривая с ног до головы цепким взглядом.

— Я думала, это у меня уже память плохая к старости стала! Утром, не помнишь, что ли? — ворчливо отвечаю, забирая протянутый ключ. — Так как насчет рыбы?

— Иди на кухню, скажи повару — я разрешил. А комнату завтра освободишь или платить будешь?

— Освобожу, меня взял мыть посуду хозяин «Синего паруса». С завтрашнего дня. И спать там же буду.

— Это кто, Джат, что ли?

— Не знаю такого. Моего хозяина зовут Астен.

— А, ну точно! Джат владел «Синим парусом» три года назад, — хлопнул себя по лбу хозяин, — и как я забыл!

Да ничего он не забыл. Просто не поленился лишний раз проверить меня на честность. И мне просто повезло, что, зайдя выпить чаю и послушать новости в тот грязный гадюшник, я нечаянно услышал, как один из моряков, ругавшийся с хозяином, с ненавистью выкрикнул:

— Ну и сволочь ты, Астен!

На кухне я отдал повару вместе с рыбой мелкую монетку и скромно устроился в уголке ждать свой ужин.

А когда рыбу принесли, попросил разрешения тут ее и съесть. Повар, махнув рукой, сунул мне кусок лепешки и побежал украшать зеленью и овощами вынутого из печи гуся.

Я ел нарочито медленно, тщательно выбирая косточки, в надежде услышать что-нибудь интересное. Именно кухня во всех гостиницах то самое место, где все про всех знают. И мое терпение было вознаграждено. Мальчишка, разносящий по комнатам заказанные блюда, прибежал с горящими от возбуждения глазами и, схватив протянутую ему корзину, громким шепотом доложил последние новости:

— Не нашли! Никаких вещей! Только блюдо с шавли на столе. И никто не видел, когда он ушел! Наверное, албас!

— А она?

— Унесли. Завтра сожгут, чтоб не обернулась в албаса.

— Бедная девочка! — вздохнул круглолицый женоподобный толстяк. — Хвасталась, что богатый господин нанял ее на три дня!

Преувеличенно тщательно, как беззубая старуха, пережевываю лепешку, пытаясь навести порядок в обрывках мыслей и догадок. Я нигде не прокололся, все следы заметал со скрупулезностью маньяка! Почему же стойкое ощущение дышащей в затылок опасности не покидает меня с той самой минуты, как я заметил толпу возле башни переноса?

И как они вообще могут быть связаны, эти странные события — пропажа помощника Джуса, охранники хана в башне и смерть продажной женщины из второсортной гостиницы?

Мне нужно отдохнуть и хорошенько обо всем поразмыслить, но ночевать в чулане я уже раздумал.

Спросив у поваренка, где здесь можно сполоснуть руки, выхожу в комнатку, где девушка-подросток полощет в большом чане с мутной водой грязные миски.

— Тут есть туалет, деточка? — старческим голосом поинтересовался я, споласкивая в жирной воде кончики пальцев.

— Вон через ту дверь во двор! — не поднимая глаз от груды грязной посуды, мотнула она головой.

Через полчаса, преодолев пару высоких заборов и привычным способом избавившись от приметной читэру, бреду по узкой улочке вдоль глиняных дувалов, за которыми скрываются домики небогатых жителей.

Постоялый двор узнается издали по гомону обедающих под открытым небом посетителей, звяканью кружек и густым запахам дыма и конского навоза. Вот здесь и заночую, а утром попробую что-нибудь придумать, сворачивая к освещенному квадрату широко распахнутых дверей, решил я.

Глава 2

— Послушай, парень, не хочешь подработать? — Узкие бесстрастные глаза изучают меня из-под белоснежной чалмы, концы которой плащом спадают на худощавую спину.

— А что нужно делать? — осторожно интересуюсь я.

Хаинны каждую осень приезжают в Дильшар торговать и развлекаться. Причем развлекаются так ретиво, чтобы потом воспоминаний хватило на весь следующий год.

Потому что в маленьких поселках, где живет полукочевое племя пустынников — хаиннов, царят очень жесткие патриархальные законы, свято поддерживаемые старейшинами. Да и эти парни в белых чалмах, когда придет их очередь пить кумыз в войлочных кибитках и вспоминать молодость, превратятся в столь же истовых поборников старинных законов.