– Кажется, мне впервые за весь день удалось улучить минуту, чтобы поговорить с тобою, жена моя.
Гвенвифар протянула ему миниатюрную ручку:
– Я все понимаю. Это все похоже скорее на совет, нежели на свадебный пир, муж мой и господин.
Артур не без горечи рассмеялся.
– Все события отчего-то превращаются для меня в нечто подобное. Вся жизнь короля протекает на глазах у его подданных, – поправился он с улыбкой, видя, как вспыхнули щеки девушки, – ну, или почти вся; полагаю, исключение-другое сделать все-таки придется, жена моя. Закон требует, чтобы нас возвели на ложе при свидетелях; однако то, что произойдет после, никого, кроме нас, я полагаю, не касается.
Гвенвифар опустила глаза, понимая, что Артур заметил ее смущение. И вновь со стыдом осознала: она опять позабыла об Артуре, опять самозабвенно любовалась Ланселетом, размышляя, в дремотной сладости грезы, до чего бы ей хотелось, чтобы сегодня она сочеталась браком именно с ним… что за окаянная судьба избрала ее в Верховные королевы? Вот он задержал на ней жадный взгляд, и девушка не посмела поднять глаз. А в следующий миг он отвернулся – Гвенвифар почувствовала это еще до того, как на них пала тень и рядом откуда ни возьмись оказалась леди Моргейна. Артур подвинулся, освобождая ей место рядом с собою.
– Посиди с нами, сестра; для тебя здесь всегда найдется место, – промолвил он голосом столь умиленным, что Гвенвифар на мгновение задумалась, уж не выпил ли он лишнего. – Вот погоди, ближе к концу пира начнутся новые увеселения: мы тут приготовили кое-что, пожалуй, куда более захватывающее, нежели музыка бардов, хоть она и прекрасна. А я и не подозревал, что ты поешь, сестра моя. Я знал, что ты волшебница, но ты еще и музыку слагаешь! Уж не околдовала ли ты нас всех?
– Надеюсь, что нет, – со смехом заверила Моргейна, – а то бы я впредь не смела и рта раскрыть: есть такая древняя сага про одного барда, что пением своим превратил злобных великанов в круг стоячих камней; и стоят они так по сию пору, холодные и безжизненные!
– Этой истории я не слышала, – вмешалась Гвенвифар, – хотя в обители бытует легенда о том, как злые люди насмехались над Христом, восходящим на Голгофу, а некий святой воздел руку и превратил их всех в ворон, и летают они над миром, обреченные жалобно выкликать свои издевки до самого конца света… есть и еще одно предание, про другого святого, что превратил в кольцо камней хоровод ведьм, справляющих свои бесовские обряды.
– Будь у меня досуг изучать философию, вместо того чтобы сражаться, или участвовать в советах, или дрессировать лошадей, – лениво обронил Ланселет, – думаю, я попытался бы выяснить, кто возвел стоячие камни и зачем.
– На Авалоне это знают, – рассмеялась Моргейна. – Вивиана рассказала бы тебе, кабы захотела.
– Но, – возразил Ланселет, – то, что утверждают жрицы и друиды, вполне возможно, содержит в себе не больше истины, нежели притчи твоих благочестивых монахинь, Гвенвифар, – прости, мне следовало сказать, госпожа моя и королева. Артур, прошу прощения, я и не думал обойтись непочтительно с твоей супругой, просто я звал ее по имени еще в ту пору, когда она была моложе и королевой еще не стала… – И Моргейна поняла: он просто-напросто подыскивает предлог произнести вслух ее имя.
– Милый друг мой, – зевнув, отозвался Артур, – ежели госпожа моя не против, так я и вовсе не возражаю. Господь упаси и сохрани меня; я – не из тех мужей, что стремятся держать жен в запертой клетке, вдали от всего мира. Муж, что не способен сохранить доброе расположение и верность жены, пожалуй, их и не заслуживает. – Король наклонился и завладел рукою Гвенвифар. – По-моему, пир изрядно затянулся. Ланселет, скоро ли будут готовы всадники?
– Думаю, да, – заверил Ланселет, намеренно не глядя на Гвенвифар. – Желает ли лорд мой и король, чтобы я сходил и проверил?
« Он нарочно себя мучает, ему невыносимо видеть Гвенвифар с Артуром и невыносимо оставлять ее наедине с мужем», – подумала про себя Моргейна. И, намеренно обыгрывая правду под видом шутки, предложила:
– По-моему, Ланселет, наши молодожены не прочь побыть минутку вдвоем. Не оставить ли нам их в покое и не сходить ли посмотреть самим, готовы ли всадники?
– Лорд мой, – произнес Ланселет и, едва Гвенвифар открыла рот, чтобы запротестовать, – едва ли не грубо докончил: – Позволь мне удалиться.
Артур кивнул в знак согласия, и Моргейна завладела рукой Ланселета. Он покорно позволил увлечь себя прочь, но на полдороге обернулся, словно не в силах отвести взгляда от Гвенвифар. Сердце ее разрывалось; молодой женщине казалось, что боли спутника она не выдержит, и при этом она готова была на что угодно, лишь бы увести его, лишь бы не видеть, как он смотрит на Гвенвифар. Позади них Артур произнес:
– Еще до вчерашнего вечера я и не подозревал, что судьбы, послав мне невесту, подарили мне настоящую красавицу.
– Это не судьба, лорд мой, а мой отец, – отозвалась Гвенвифар, но не успела Моргейна услышать, что ответил на это Артур, как они оказались за пределами слышимости.
– Помню я, – промолвила Моргейна, – как некогда, год назад, на Авалоне, ты говорил о коннице как о залоге победы над саксами, – и еще о дисциплинированной армии, под стать римским легионам. Полагаю, именно к этому ты и предназначаешь своих всадников?
– Я тренирую их – это так. Вот уж не подумал бы, кузина, что женщина способна запомнить подробности военной стратегии.
Моргейна рассмеялась:
– Я живу в страхе перед саксами, как любая другая женщина здешних островов. Мне случилось однажды проезжать через деревню, в которой похозяйничали саксонские мародеры: и никто из тамошних жительниц, начиная от пятилетней девочки и кончая девяностолетней старухой, у которой не осталось ни зубов, ни волос, не избежал насилия. Все, что сулит надежду избавиться от недругов раз и навсегда, для меня бесконечно много значит: пожалуй, больше даже, чем для мужчин и солдат, которым страшиться надо разве что за собственную жизнь.
– Об этом я как-то не задумывался, – серьезно отозвался Ланселет. – Воины Утера Пендрагона поселянками тоже не брезговали – равно как и Артуровы, – да только дело обычно происходит по обоюдному согласию; насилия, как правило, избегают. Впрочем, я и позабыл: ты, Моргейна, воспитывалась на Авалоне и часто размышляешь о том, до чего прочим женщинам дела нет. – Ланселет поднял глаза и стиснул ее руку в своей. – И арфы Авалона я тоже позабыл. Я-то думал, что всей душой ненавижу Остров и вовеки не захочу туда вернуться. И все же… порою… сущие мелочи возвращают меня туда. Перезвон арфы. Солнечный блик на стоячих камнях. Аромат яблок, гудение пчел в знойный полдень. Рыба, что плещется в озере, и крики водяных птиц на закате…
– Помнишь тот день, когда мы вскарабкались на Холм? – тихо спросила Моргейна.
– Помню, – отозвался он и с внезапной горечью выкрикнул: – Господи, чего бы я только не отдал, чтобы ты в ту пору не была обещана Богине!