– Вот и Мерлин говорил что-то похожее, – тихо промолвила Гвенвифар. – Иногда мне кажется, что в этих словах есть смысл, а в следующий миг я задумываюсь, уж не дьявольское ли это искушение…
– Ох, только не говори мне про дьявола, – воскликнул Ланселет, снова заставляя ее улечься рядом. – Любимая, родная моя, я уйду, если ты того хочешь, или останусь, но только не в силах я видеть, как ты горюешь…
– Я сама не знаю, чего хочу, – рыдала и всхлипывала она, позволяя себя обнять. Наконец Ланселет прошептал:
– За грех мы уже заплатили… – и припал к ее губам. Трепеща, Гвенвифар уступила поцелую, и вот уже жадные, нетерпеливые ладони его легли ей на грудь. Королева почти надеялась, что на сей раз одними поцелуями он не удовольствуется, но тут в коридоре послышались шаги, и Гвенвифар в панике выпрямилась. Когда в комнату вошел Ланселетов оруженосец, она уже чинно сидела на краешке кровати.
– Лорд мой? – откашлявшись, произнес вошедший. – Леди Моргейна сказала, что тебе пора спать. С твоего позволения, госпожа?…
«Снова Моргейна, будь она проклята!» Рассмеявшись, Ланселет выпустил руку Гвенвифар.
– Да, к тому же госпожа моя наверняка устала. Пообещаешь ли ты навестить меня завтра, моя королева?
Гвенвифар и радовалась, и злилась на то, что голос его звучит так спокойно. Она отвернулась от светильника, что принес с собою слуга; королева знала, что покрывало ее сбилось на сторону, платье измято, лицо покраснело от слез, волосы растрепались. Да уж, вид у нее не лучший; что только слуга подумает? Гвенвифар набросила покрывало на лицо и поднялась на ноги.
– Доброй ночи, сэр Ланселет. Керваль, смотри, хорошенько позаботься о лучшем друге моего короля, – промолвила она и вышла, слабо надеясь на то, что успеет добраться до собственных покоев, прежде чем вновь разрыдается. «Ох, Господи, как… как же смею я молить Господа о том, чтобы грешить и дальше? Молиться должно о том, чтобы избавиться от искушения – а я не могу!»
За день– два до кануна праздника Белтайн при дворе Артура вновь появился Кевин. Моргейна ему обрадовалась: весна выдалась бесконечно долгая и безрадостная. Ланселет, исцелившись от лихорадки, отправился на север, в Лотиан; Моргейна подумывала о том, не съездить ли в Лотиан и ей, поглядеть, как там ее сын; но путешествовать в обществе Ланселета ей не хотелось, да и тот вряд ли пожелал бы ее в спутницы. «Моему сыну хорошо там, где он есть; навещу его в следующий раз», – в конце концов решила про себя она.
Гвенвифар сделалась молчалива и печальна; за те годы, что Моргейна провела вдали от двора, королева из беззаботной девочки превратилась в женщину немногословную, задумчивую и не в меру набожную. Моргейна подозревала про себя, что королева тоскует о Ланселете; и, зная Ланселета, не без презрения думала, что тот и в покое женщину не оставит, и в грех толком не введет. Впрочем, Гвенвифар его стоит: она и не отдастся любимому, и из рук его не выпустит. Любопытно, что на этот счет думает Артур? Впрочем, чтобы спросить его напрямую у Моргейны не хватало храбрости.
Моргейна радушно встретила Кевина, прикидывая про себя, что, скорее всего, Белтайн они отпразднуют вместе: солнечные токи пылали у нее в крови, и если уж не дано заполучить того мужчину, что ей желанен (а Моргейна знала: ее по-прежнему влечет к Ланселету), отчего бы не взять любовника, которому в радость она сама; ведь так приятно чувствовать себя дорогой и желанной. И в отличие от Артура с Ланселетом Кевин свободно говорил с нею о делах государственных. В горькую минуту Моргейна с сожалением думала о том, что, останься она на Авалоне, сейчас с нею уже советовались бы по поводу всех важных событий ее времени.
Что ж, поздно сожалеть о том, чего не воротишь, что сделано, то сделано. Так что Моргейна приняла Кевина в парадном зале и распорядилась, чтобы подали вино и снедь, – эту миссию Гвенвифар охотно перепоручила своей придворной даме. Королева весьма любила послушать игру Кевина на арфе, но самого музыканта на дух не переносила. Так что Моргейна прислуживала ему за столом – и расспрашивала об Авалоне.
– В добром ли здравии Вивиана?
– В добром и по-прежнему собирается приехать в Камелот на Пятидесятницу, – сообщил Кевин. – Оно и к лучшему, меня Артур даже слушать не стал. Хотя пообещал не запрещать костры Белтайна – по крайней мере, в этом году.
– Запрещай не запрещай – все равно толку с того будет мало, – отозвалась Моргейна. – Но у Артура есть и иные заботы – и куда ближе к собственному дому. Там, за окном, так близко, что с вершины холма разглядеть можно, – она указала рукой, – лежит островное королевство Леодегранса. Ты не слышал?
– Встречный путник сообщил мне, что Леодегранс скончался, не оставив сына, – откликнулся Кевин. – Его жена Альенор умерла вместе с младшим ее ребенком через несколько дней после смерти мужа. В тех краях лихорадка собрала обильную жатву.
– Гвенвифар даже на похороны не поехала, – продолжала Моргейна. – Впрочем, причины для слез у нее нет: любящим отцом Леодегранса никак нельзя было назвать. Артуру придется посоветоваться с ней насчет того, чтобы послать туда регента: он говорит, что теперь королевство принадлежит ей, и ежели у них родится второй сын, так ему-то остров и достанется. Однако непохоже на то, что Гвенвифар хотя бы одного сына родит.
Кевин медленно кивнул:
– Да, помнится, у нее был выкидыш перед самой битвой при горе Бадон, и королева едва от него оправилась. А сколько ей, кстати?
– Думаю, по меньшей мере двадцать пять, – предположила Моргейна, не будучи, впрочем, вполне уверена: слишком долго прожила она в волшебной стране.
– Для первого ребенка это многовато, – отозвался Кевин, – хотя не сомневаюсь, что, как любая бесплодная женщина, она молится о чуде. А что не так с Верховной королевой, что она никак не может зачать?
– Я ж не повитуха, – пожала плечами Моргейна. – С виду она вполне здорова, на молитвах все коленки стерла, но все тщетно.
– Что ж, все в воле Богов, – отозвался Кевин, – однако милость их этой стране куда как понадобится, ежели Верховный король умрет, не оставив наследника! А теперь, когда извне не напирают саксы, что помешает соперничающим королям Британии наброситься друг на друга и разорвать землю на мелкие клочки? Лоту я никогда не доверял, но теперь Лот мертв, а Гавейн верен Артуру безоговорочно, так что со стороны Лотиана страшиться нечего, разве что Моргауза найдет себе любовника, достаточно честолюбивого, чтобы претендовать на титул Верховного короля.
– Туда уехал Ланселет, но надолго он там не задержится, – сообщила Моргейна.
– Вот и Вивиана зачем-то собралась в Лотиан; хотя все мы считаем, что для такого путешествия она уже слишком стара, – отозвался Кевин.
«Но ведь тогда она увидит моего сына…» Сердце Моргейны дрогнуло, а в горле стеснилось от боли – или это слезы? Впрочем, Кевин вроде бы ничего не заметил.