Моргейна поцеловала невестку; Гвенвифар оцепенела, почувствовав прикосновение ее рук к плечам. Моргейна же повернулась к Артуру.
– Ты хотел меня видеть, брат?
– Прости, что побеспокоил тебя в столь ранний час, сестра, – сказал Артур. – Но, Гвенвифар, ты должна теперь повторить свои слова при Моргейне – я не желаю, чтобы при моем дворе множилась клевета.
Моргейна взглянула на Гвенвифар и увидела покрасневшие глаза и следы слез.
– Милый брат, – сказала она, – твоей королеве нездоровится. Уж не беременна ли она? Что же до ее слов – ну, как говорится, слово костей не ломит.
Артур холодно взглянул на Гвенвифар, и Моргейна осеклась. Здесь больше не было ее брата, которого она так хорошо знала; остался лишь суровый Верховный король, вершащий правосудие.
– Гвенвифар, – произнес он, – не только как твой муж, но и как твой король я приказываю тебе: повтори при Моргейне то, что ты сказала у нее за спиной – будто она сказала тебе, что у меня есть сын, который воспитывается сейчас при лотианском дворе…
"Это правда, – успела за долю секунды подумать Гвенвифар. – Это правда, и почему-то это задевает ее до глубины души… Но почему?"
– Моргейна, – произнес Артур. – Скажи мне – это правда? У меня есть сын?
« Что все это значит для Моргейны? Почему она так стремится скрыть это даже от Артура? Конечно, она может желать сохранить в тайне свое распутство, но зачем ей скрывать от Артура, что у него есть сын?»
И вдруг Гвенвифар осенило, и она задохнулась.
Моргейна же тем временем думала: «Жрица Авалона не лжет. Но я изгнана с Авалона, и потому, если мне не остается иного выхода, я должна солгать, и быстро…»
– Кто это был? – гневно выкрикнула Гвенвифар. – Одна из распутных жриц Авалона, которые спят с мужчинами в грехе и похоти на этих их дьявольских празднествах?
– Ты ничего не знаешь об Авалоне, – ответила Моргейна, стараясь изо всех сил, чтоб ее голос не дрогнул. – Твои слова пусты…
Артур взял ее за руку.
– Моргейна, сестра моя…
И Моргейне почудилось, что еще миг, и она разрыдается… как рыдал в ее объятиях Артур в то утро, когда впервые узнал, что Вивиана поймала в ловушку их обоих…
Во рту у Моргейны пересохло, глаза жгло огнем.
– Я сказала о твоем сыне, Артур, лишь затем, чтобы успокоить Гвенвифар. Она боялась, что ты никогда не сможешь дать ей ребенка…
– Скажешь ли ты это, чтобы успокоить меня? – спросил Артур, улыбнувшись, но вместо улыбки получилась мучительная гримаса. – Все эти годы я думал, что не в силах породить сына, даже ради спасения королевства. Моргейна, теперь ты должна сказать мне правду.
Моргейна глубоко вздохнула. В покоях царила мертвая тишина, лишь слышно было, как под окнами лает собака да где-то стрекочет кузнечик. Наконец она произнесла:
– Именем Богини, Артур, раз уж ты желаешь, чтобы я в конце концов сказала об этом… Я родила сына от Короля-Оленя, через десять лун после того, как тебя посвятили в короли на Драконьем острове. Моргауза взяла его на воспитание и поклялась, что ты никогда не услышишь об этом от нее. Теперь ты услышал это от меня. И покончим же с этим делом.
Артур был бледен, как смерть. Он заключил сестру в объятия, и Моргейна почувствовала, что он дрожит всем телом. По лицу его текли слезы, и он не старался ни сдержать их, ни вытереть.
– Ах, Моргейна, Моргейна, бедная моя сестра… Я знал, что причинил тебе великое зло, но даже не думал, что оно настолько велико…
– Ты хочешь сказать, что это правда? – выкрикнула Гвенвифар. – Что эта распутница, твоя сестра, испытала свое развратное искусство на собственном брате?!
Артур обернулся к жене, не выпуская Моргейну из объятий.
– Молчи! Не смей осуждать мою сестру – то была не ее затея и не ее вина!
Он глубоко, судорожно вздохнул, и Гвенвифар успела услышать эхо собственных злых слов.
– Бедная моя сестра, – повторил он. – И ты несла эту ношу одна, не желая перекладывать на меня мою вину… Нет, Гвенвифар, – пылко сказал он, снова оборачиваясь к жене, – все было не так, как ты думаешь. Это произошло, когда меня посвящали в короли, и мы не узнали друг друга: было темно, а мы не виделись еще с тех пор, когда я был малышом и Моргейна носила меня на руках. Она была для меня просто жрицей Матери, а я для нее – Увенчанным Рогами. Когда же мы узнали друг друга, было уже поздно, и беда свершилась, – произнес Артур, и в голосе его звенели слезы. Он прижал Моргейну к себе и разрыдался. – Моргейна, Моргейна, ты должна была сказать мне!
– И снова ты думаешь только о ней! – крикнула Гвенвифар. – А не о своем величайшем грехе! Ведь она – твоя сестра, плод чрева твоей матери, и за это Бог покарает тебя…
– Он и так меня покарал, – сказал Артур, обнимая Моргейну. – Но грех тот был совершен по неведению – мы не желали ничего дурного.
– Может быть, – нерешительно произнесла Гвенвифар, – именно за это он и покарал тебя бесплодием, и даже теперь, если бы ты покаялся и исполнил епитимью…
Моргейна мягко высвободилась из объятий Артура. Гвенвифар в бессильной ярости следила, как Моргейна вытерла ему слезы своим платком – как бы ей ни хотелось обратного, но в этом жесте не было никакого распутства. Так могла бы сделать мать или старшая сестра.
– Ты слишком много думаешь о грехах, Гвенвифар, – сказала Моргейна. – Мы с Артуром не совершили никакого греха. Грех заключается в желании причинить вред. Нас же свела воля Богини и сила жизни, и раз от этого соития родилось дитя, оно было зачато в любви, что свела нас. Артур не может признать ребенка, рожденного от родной сестры, – это верно. Но он не первый король, имеющий незаконного ребенка, которого он не может признать. Мальчик здоров и умен и находится сейчас в безопасности, на Авалоне. Богиня – да и твой бог, если уж на то пошло, – не какой-нибудь мстительный демон, только и ищущий, как бы покарать человека за некий мнимый грех. Тому, что произошло между Артуром и мною, не следовало происходить. Ни он, ни я к этому не стремились, но что сделано, то сделано. Богиня не стала бы наказывать тебя бездетностью за чужие грехи. Неужели ты можешь обвинить в своей бездетности Артура, Гвенвифар?
– Да! – крикнула Гвенвифар. – Он согрешил, и Бог покарал его за это – за кровосмесительство, за то, что он породил ребенка от собственной сестры, – за служение Богине, этому злому духу распутства… Артур! – выкрикнула она. – Пообещай мне, что ты покаешься, что ты сегодня же, в этот святой праздник пойдешь к епископу и расскажешь, как ты согрешил, и выполнишь епитимью, которую он на тебя наложит! Может быть, тогда Господь простит тебя и избавит нас обоих от кары!
Артур с беспокойством глядел то на Моргейну, то на Гвенвифар.
– Покаяние? Грех? – произнесла Моргейна. – Неужто ты и вправду считаешь своего бога зловредным стариком, которому только и дела, что вынюхивать, кто там ложится в постель с чужой женой?