Моргейна взглянула на девушку сверху вниз; она вдруг почувствовала, что к ней вернулась прежняя величественность и обаяние. А затем внезапная вспышка Зрения вдруг открыла ей мысли Нинианы.
"Это она должна была сидеть на моем месте, – думала Ниниана. – Разве я могу говорить, словно повелительница, с Моргейной Волшебницей?…" А затем мысли Нинианы сделались неясными, отчасти от благоговения перед стоящей здесь необычной и могущественной жрицей, а отчасти от негодования и обиды. «Если бы она не бросила нас и не отреклась от своего долга, я не стала бы бороться с ней ради права занять это место – мы ведь обе знаем, что я не гожусь для него!»
Моргейна подошла и взяла девушку за руки, и Ниниана удивилась тому, какая доброта прозвучала в ее голосе.
– Прости меня, бедная моя девочка. Я охотно отдала бы жизнь за возможность вернуться сюда и снять с тебя эту тяжесть. Но я не могу – я не смею. Я не могу укрыться здесь и отказаться от возложенной на меня задачи лишь потому, что я тоскую по дому.
Вспыхнувшее было в душе высокомерное презрение исчезло без следа. Моргейне просто было жаль Ниниану. На несчастную девушку взвалили непосильную для нее ношу, хоть она вовсе того и не желала.
– Я начала в Западной стране некое дело, которое необходимо теперь завершить, – если я брошу его на полдороге, все станет только хуже. Ты не сможешь занять мое место там, и потому – да поможет Богиня нам обеим! – тебе придется оставить за собой мое место здесь.
Она наклонилась и крепко обняла девушку.
– Бедная моя маленькая кузина… Это наша судьба, и нам никуда от нее не деться… Если бы я осталась здесь, Богиня использовала бы меня как-то иначе, – но она нашла для меня дело даже после того, как я бежала отсюда, отрекшись от своих клятв… Никому не дано уйти от судьбы. Мы обе находимся в ее руках, и поздно говорить, что лучше было бы сделать все иначе… Богиня поступает с нами так, как это нужно ей.
Ниниана на миг застыла, а затем ее обида и негодование улетучились, и она вцепилась в Моргейну – почти как Нимуэ. Смахнув с ресниц слезы, она сказала:
– Я хотела возненавидеть тебя…
– Да и я тебя, должно быть… – отозвалась Моргейна. – Но Богиня пожелала иначе, а перед ней Все мы – сестры.
Она так долго не произносила этих слов, что язык с трудом повиновался ей, но все же она договорила, и Ниниана, склонив голову, едва слышно пробормотала надлежащий ответ. Потом она сказала:
– Расскажи мне, что за дело у тебя на Западе, Моргейна. Нет, садись рядом со мной, – ты же сама понимаешь, нам незачем считаться чинами…
Когда Моргейна рассказала все, что сочла возможным, Ниниана кивнула.
– Кое-что из этого я уже слыхала от Мерлина, – сказала она. – Так значит, в тех землях люди вновь вернулись к древней вере… Но у Уриенса два сына, и наследник – старший. Выходит, тебе надлежит позаботиться, чтобы Уэльсом правил король, служащий Авалону, – а это значит, Моргейна, что именно Акколон должен наследовать отцу.
Моргейна зажмурилась и склонила голову. В конце концов, она произнесла:
– Я не стану убивать, Ниниана. Я видела слишком много войн и кровопролития. Смерть Аваллоха ничего не решит: с тех пор, как в те края пришли христианские священники, там придерживаются римских обычаев, а у Аваллоха есть сын.
Но Ниниана лишь отмахнулась от этого возражения.
– Сын, которого можно воспитать в древней вере. Сколько ему лет – четыре?
– Ему было четыре, когда я только приехала в Уэльс, – ответила Моргейна. Ей вспомнился мальчик, сидевший у нее на коленях, цеплявшийся за нее липкими ручонками и звавший ее бабушкой. – Довольно, Ниниана. Я сделаю все, что угодно, – но убивать я не стану, даже ради Авалона.
В глазах Нинианы вспыхнули синие искры. Она вскинула голову и предостерегающе произнесла:
– Никогда не давай зароков!
И внезапно Моргейна осознала, что сидящая перед ней женщина – не податливое дитя, как можно было бы подумать по ее внешности, но жрица. Ниниана не стала бы той, кем являлась теперь, и никогда бы не прошла все те испытания, что требуются, дабы стать Владычицей Озера, не будь она угодна Богине. И с неожиданным смирением Моргейна поняла, почему судьба вновь привела ее сюда.
– Когда Богиня коснется тебя, ты будешь делать то, что пожелает Она, – предупреждающе сказала Ниниана. – Я знаю это – ведь я взяла на себя твою ношу…
И взгляд ее остановился на груди Моргейны, словно она могла увидеть сквозь складки платья спрятанный под ними узелок с семенами или серебряный полумесяц на тонком шнурке. Моргейна склонила голову и прошептала:
– Все мы в ее руках.
– Воистину, – отозвалась Ниниана, и на мгновение в комнате стало так тихо, что Моргейна услышала, как плещется рыба в озере – небольшой домик стоял на самом берегу. Затем Ниниана заговорила снова. – Что там с Артуром, Моргейна? Он продолжает носить священный меч друидов? Сдержит ли он в конце концов свою клятву? Можешь ли ты подтолкнуть его к этому?
– Я не знаю, что на сердце у Артура, – с горечью призналась Моргейна. «Я имела власть над ним, но излишняя щепетильность помешала мне воспользоваться ею. Я отринула ее».
– Он должен исполнить клятвы, данные Авалону, – или тебе придется забрать у него меч, – сказала Ниниана. – Ты – единственный в мире человек, которому можно доверить эту задачу. Эскалибур, меч из числа Священных реликвий, не должен оставаться в руках человека, последовавшего за Христом. Ты знаешь, что его королева так и не родила Артуру сына, и он назвал своим наследником Галахада, сына Ланселета, – ведь королева уже немолода.
"Гвенвифар младше меня, – подумала Моргейна, – а я все еще могла бы выносить ребенка, если бы мои первые роды не оказались настолько тяжелыми. Почему все они так уверены, что Гвенвифар никогда не родит?" Но она не стала задавать вопросов Ниниане. На Авалоне хватало самой различной магии, и, несомненно, у Авалона были свои глаза и уши при дворе Артура; и, само собой, Авалон не желал, чтобы христианка Гвенвифар родила Артуру сына… по крайней мере, пока что.
– У Артура есть сын, – сказала Ниниана, – и хотя его час еще не настал, существует королевство, которое он может заполучить, – и с него начать возвращение этой земли под власть Авалона. По древним законам сын Владычицы стоял куда выше сына короля, а наследником короля был сын его сестры… Ты понимаешь, о чем я говорю, Моргейна?
«Акколон должен унаследовать трон Уэльса», – вновь услышала Моргейна. А потом подумала о том, что Ниниана так и не произнесла вслух. «А мой сын – трон короля Артура». Теперь все встало на свои места – даже то, что после рождения Гвидиона она стала бесплодной. Но все же Моргейна не удержалась от вопроса:
– А как же быть с наследником Артура – сыном Ланселета?
Ниниана пожала плечами, и на миг у Моргейны промелькнула ужасная мысль: уж не собираются ли они дать Нимуэ ту же власть над Галахадом, которую она имела над Артуром?